Горечь разочарования оказалась такой острой, что у девушки даже не было сил придумать, как извлечь из сложившейся ситуации пользу.
— Уходите, — только и сказала она.
— Но… дорогая Элья…
— Я вам не дорогая. Я не знаю вас. Я не понимаю, о чём вы говорите, и не хочу играть в дурацкие игры, которые придумывает герцог. Уходите. Уплывайте, делайте, что хотите, только оставьте меня в покое!
Она услышала вздох, шаги по паркету. Потом плеснула вода и ровно зажурчала, будто кто-то уходил по реке на лодке. Хотя, на самом деле, это была волшебная сфера.
«Значит, герцог всё-таки поговорил с Жеррой и выяснил, как меня зовут», — зло подумала Элья.
Ещё она подумала, что он мог выяснить и другие обстоятельства, и сделать какие-то выводы. Интересно, почему в таком случае он продолжает ей не доверять?..
Впрочем, нет, совершенно неинтересно.
Пропадите вы все пропадом. И Эрест со своим сумасшествием, и учитель Тербо, и Саррет… да, и Саррет. И тем более герцог Гортолемский.
Она больше не будет плясать ни под чью дудку. Да и смысл? Задание провалено. Всё закончилось.
Элья вернулась в кресло и взяла в руки книгу. Но читать не стала, отложила в сторону.
***
Дни продолжали идти друг за другом.
Элья сидела в своей каюте, лишь изредка притрагиваясь к еде. Она не читала, не танцевала и почти ни с кем не разговаривала.
Когда миновал срок выполнения задания, Элья совсем пала духом. Даже неволя перестала её тяготить. Какая разница, если всё равно итог один — тюрьма. Если бы она разозлилась, если бы маялась от безделья и жаждала вырваться из заточения, то может, её «тьма» снова дала бы о себе знать — однако Элья даже разозлиться не могла.
По вечерам ей под присмотром позволяли выйти на палубу. На «Ярчайшей» имелись сотни световых кристаллов: вдоль бортов, вокруг иллюминаторов, на трубах и флагштоках. Ночью матросы обходили судно, дотрагиваясь до каждого из них, и Элья слышала, как ахали случайные посетители бухты — место, судя по всему, было тихое, но не сказать, чтобы совсем глухое.
Её саму вся эта красота не задевала абсолютно.
— Когда-то таких, как я, сжигали заживо, — как-то сказала она Каринле. — У меня, когда я гляжу на все эти огни, и сейчас ощущение, что вот-вот запахнет палёной плотью. Причём моей.
Бедная служанка не знала, как на это реагировать. Она, кажется, не верила, что Элья побывала в Белоборе. Но Каринла не смела расспрашивать, чтобы узнать больше подробностей — а у самой Эльи не было настроения трепать языком попусту.
С определённого момента пленница перестала задаваться вопросом о календарных датах. Поэтому однажды, узнав из случайно подслушанных разговоров, что звонкий месяц на исходе, она испытала небольшой шок.
Что-то, наверное, случилось за это время. Её не могли просто забыть здесь. Почему её ни разу не навестил герцог? И, наконец, почему её не схватили полицейские — ведь она должна сейчас быть где-то в Горгийском округе, то есть, на территории Татарэта — и не упрятали в настоящую тюрьму?
Через несколько дней в дверь Эльиной каюты постучали.
— Войдите, — сказала Элья без особого интереса, уверенная, что это Каринла.
Но когда дверь открылась, на пороге, ослепительно улыбаясь, появился герцог Гортолемский. В вишнёвом с иголочки мундире, в ярко начищенных сапогах, при шпаге.
Всё, что спало в Элье с того самого дня, как они виделись в последний раз, вдруг встрепенулось. Если бы он пришёл другим, если бы она почувствовала его вину, если бы он хотя бы сделал вид, что о чём-то сожалеет — тогда, возможно, Элья посмотрела бы на него как человек на человека. Однако его улыбка, его идеальность не дали ему ни единого шанса.
Девушка подобралась, как хищное животное перед прыжком — но это ускользнуло от взгляда Нарго аи Сальгура.
— Я рад видеть вас, Элья. Да, я теперь знаю, как вас зовут. Должен признаться…
Он по-прежнему улыбался. Он явно не ожидал подвоха.
Но Жерре тоже было известно далеко не всё. И не всему она была свидетельницей.
Элья вскочила, развернулась, словно пружина — слишком быстрая, чтобы её движение мог остановить даже человек с хорошей реакцией. И в следующий момент герцог, которого словно ураганом прибило к стене, уже хрипел, стараясь отцепить её руку от своего горла.
— Вы ничтожество, Нарго аи Сальгур. Вы разрушили мою жизнь. Вы так мечтали поговорить со мной — что ж, слушайте…
Она сама не слышала своих слов — в ушах гремел горн Подземного Дворца. Звук летел от самого Белобора, проникал через открытый иллюминатор. По этому зову можно будет идти, как по ниточке — туда, где её уже заждались. Но сначала Элья свершит то, что должна… Эту душу она заберёт с собой в дар своему повелителю…
Элья стояла, не сходя с места и не ослабляя хватки. Герцог был человеком отнюдь не слабым, однако, он ничего не мог поделать. Его прекрасные сапфировые глаза вылезали из орбит, лицо синело, пальцы, вцепившиеся в Эльину руку, белели, ноги елозили по полу.
Вряд ли бы он многое успел услышать из того, что она собиралась ему сказать — если бы внезапно в каюте не раздался женский голос, сопровождаемый хрустальным перезвоном:
— Элья, Элья! Прекрати! Что ты делаешь?
Элья разжала пальцы и резко развернулась. Кто посмел прервать исполнение воли Болотного Короля?!
В следующую секунду она уже сидела на полу, тяжело дыша. Спина словно пылала огнём — но отнюдь не боль пугала Элью.
Только что она побывала на самом краю. Белоборские болота внезапно стали реальными, близкими, какими не были уже очень давно. Последний раз она ощущала что-то подобное в прошлом году, в Кабрии… Но даже тогда всё было по-другому, не так ярко, живо…
В этот момент девушка со страшной ясностью осознала, что пощады ей не будет. Слишком нагло она пользуется тем, что невольно унесла с собой из Подземного Дворца: силой этого проклятого богами места. И шрамы горят всё больше именно затем, чтобы она помнила, кому принадлежит на самом деле — и что расплата всё равно придёт. Болотный Король в ярости, его свита утащит Элью с собой при первой же возможности. Теперь это сделать гораздо проще: после убийства Мароля дорожка стала ещё короче, и не только год жизни в чертогах Болотного Короля теперь соединяет Элью со всей этой нечистью. Не той тюрьмы она боялась…
— Элья, ты в порядке?
— Да, — выдохнула девушка. Она не решалась поднять глаза на зеркало — но очень хорошо чувствовала, как вскрылись границы соседних миров. Не только спиной — всем своим существом.
Рядом откашливался герцог.
— Вы чудовище… — прохрипел он.
«Да, — подумала Элья. — Я чудовище».
— Вот, значит, ты где, — проговорила Макора. Голос её, приглушённый зеркалом, звучал холодно и чуждо. Так, как, наверное, должен был звучать всегда, если бы колдунья не продумывала каждую свою интонацию. — Мы потеряли тебя… Жерра выяснила в «Синем солнце», что отпуск за тебя взял герцог, и я настроилась на «Ярчайшую», перебирала здесь зеркала, надеясь, что ты окажешься рядом. И вот она, ты… Что случилось? Герцог мой друг, и я не хотела бы…
— Ваш друг похитил меня, — отрезала Элья. — Он подозревал меня в шпионаже и…
— Я была бы тебе очень признательна, моя милая, если бы ты не перебивала меня, когда я говорю.
Тон Макоры стал ледяным.
Больше всего Элье хотелось сказать колдунье, где она видела её признательность, но инстинкт самосохранения помешал ей это сделать. Именно инстинкт, а не стратегический расчёт. Смысл в стратегиях, если она провалила задание?
И в чём вообще есть смысл, если удел её — белоборские болота? Макору можно было бы попросить о помощи… И, может, Элья бы даже решилась на это, плюнув на своё обещание никого не предавать — не настолько она любила Татарэт, чтобы пойти за него отбывать остаток срока к Болотному Королю.
Вот только вряд ли ей удастся объяснить ситуацию колдунье, не признаваясь в убийстве Мароля.
«Спокойно, — подумала Элья, — спокойно. Если я буду думать об этом сейчас, я совершу ошибку, я сойду с ума… Спокойно».
Но проще сказать, чем сделать. Элью продолжало трясти, и всё, происходящее вокруг, казалось ей незначительным.