— Да слышала я об этой традиции, — перебила его Элья, разбивая последнее яйцо. — Я, насколько ты помнишь, в королевской школе-приюте училась.
На самом деле, Праздник Единения, как и многие другие праздники времён княжеств Семи Братьев, был для Эльи кусочком полузабытых легенд, антуражем из старой сказки. Грапар когда-то пенял ей, что она не знала дату объединения княжеств Семи Братьев и её связи с проведением Ярмарки в Аасте в синем месяце. А уж подобные детали тем более были Элье неизвестны. Как, впрочем, и многим современным татарэтцам.
— Тогда ты, наверное, помнишь, почему Праздник Единения являлся очень важным государственным событием, особенно если был первым для правителя?
— Ну… он, прославлял единство всех людей, которые тогда жили на землях Семи Братьев. Княжеств было несколько, но они вроде как считались одной страной. Братья правили ими вместе, а после — их потомки. До определённого момента.
— Угу. До Крадура как раз, — кивнул Саррет. — Это важно. В рассказе из книжки на этом делается особый акцент.
— Почему? — нахмурилась Элья.
— Слушай дальше. У правительницы было хрупкое здоровье. Поэтому когда Крадур, окончив приветственную речь, обнаружил свою супругу спящей, он не решился её будить. Он знал, что правительница спит крепко, и потому не отдал приказа переносить церемонию — всё-таки важное событие…
Элья села на табуретку и подпёрла голову руками. Она ощутила некое подобие интереса, хотя собственные переживания по-прежнему занимали её больше.
— Клятвы были произнесены всеми присутствующими, — продолжал Саррет, — что, кстати, заняло достаточно времени — и начался пир. Согласно той же устоявшейся традиции, пир продолжался несколько часов. Супруга Крадура не просыпалась, и правитель произносил тосты от имени их обоих. А когда празднество закончилось, свежеиспечённый властитель княжеств Семи Братьев, обнаружил, что его жена мертва.
— Ой, — сказала Элья. Хотя удивляться было особенно нечему — название рассказа говорило само за себя.
— Вот-вот. Причём мертва она была уже довольно давно — по всей видимости, с начала праздника, когда он принял её за спящую. Так и получилось, что подданные королевства принесли клятву верности трупу, и все те часы, что шёл пир, труп был официальной правительницей земель Семи Братьев.
— Жуткая история. — Элью передёрнуло.
— Да, неприятная. Некоторые считают, что это событие было плохим предзнаменованием для княжеств Семи Братьев. Ведь именно тогда началось движение за независимость, и Крадур, несмотря на свои попытки сохранить страну предков, не смог предотвратить неизбежный итог… Цитирую по памяти.
— Хочешь, чтобы я похвалила твою память?
— Думаешь, я за этим всё это сейчас рассказывал?
— Думаю, и за этим тоже, — холодно улыбнулась Элья. — Но да, плохо похоже на совпадение. Книжка довольно броская, и раз она докатилась до окраин, то, наверное, популярна в Татарэте.
— Я полагаю, более чем, — кивнул Саррет. — В рекламу наверняка вложили достаточно средств. При этом в Кабрии «Исторические курьёзы», мягко говоря, под запретом. Ты вроде писала, Инерра станет королевой, чтобы якобы восстановить справедливость?
— Да, Панго хочет, чтобы она посидела на троне, а потом ушла на покой. Уже насовсем.
— Так вот, так как в Кабрии книжка запрещена, то об этом инциденте среди населения знают единицы — и то, скорее всего, слышали, когда в школе учились, не позже. Если кому из осведомлённых кабрийцев Инильта покажется похожей на покойную фрейлину, в его голове ничего не сработает. А теперь представь, что будет, если мёртвая королева сядет на трон Татарэта, где куча людей читала эти «Курьёзы». Кстати, эта история очень выделяется среди остальных в книге. Не весёлый пикантный рассказик о после безымянной страны, а довольно мрачное произведение. День этого несчастного пира представлен как чёрный день в истории Семи Братьев… Недобрый знак, злой рок…
Элья тряхнула головой:
— Я не понимаю. Ты намекаешь на то, что эту книжку написали специально? Чтобы когда выяснится, что Панго посадил на трон мёртвую Инерру, люди решили, что это конец Татарэта?
— Я тоже ничего пока не понимаю. Просто пересказываю факты. Меня не оставляет ощущение, что здесь есть какая-то схема, в которую я пока не могу вникнуть… И особенно меня интересует вопрос, кто и что получит, когда эта схема сработает. Если сработает… У тебя яичница горит…
Элья подскочила к плите, чуть не свернув табуретку.
— Ничего подобного!
Она сердито оглянулась на Саррета и увидела улыбку, притаившуюся в уголках его губ.
— Я не успел добавить «вроде бы», — сказал он. — Ты слишком быстро реагируешь… Не злись.
От неожиданной мягкости в его голосе у Эльи словно что-то надломилось внутри, и она отвернулась. Впервые за утро он говорил с ней таким тоном — и, возможно, в последний раз.
Они довольно быстро поели, после чего Элья принялась прибираться на кухне, а Саррет отправился на улицу к бочке, где надеялся найти бритву. Надежда была слабенькой: Охотник, оказывается, носил окладистую бороду, а к бочке ходил только закаляться с утра пораньше. Но попробовать стоило.
Принявшись за посуду, Элья спохватилась, что Саррет не взял с собой полотенце, отыскала в шкафу некое его подобие (чистое, но слегка попахивавшее плесенью) и поспешила на улицу.
Полицейского она обнаружила стоящим возле бочки. Он отсутствующим взглядом смотрел куда-то в сторону.
— Саррет?..
Мужчина не шевельнулся. Охваченная неясной тревогой, Элья, комкая полотенце, спустилась в заброшенный сад. Под сапогами хрустела тронутая заморозком трава.
— Саррет, что случилось?
— Он там.
Прозвучало это так спокойно, что Элья не сразу поняла, о чём речь. И лишь мгновенье спустя, посмотрев на бочку, сообразила. Она задохнулась от ужаса, прижав к лицу руки вместе с полотенцем.
Саррет вынырнул из оцепенения:
— Пойдём отсюда.
Обхватив Элью за плечи, он повёл её к дому.
13
— Может, нужно было его похоронить… — сказала Элья, прервав затянувшееся молчание. Участок Охотника уже скрылся из виду, а бочка, содержимое которой Саррет так и не позволил ей увидеть, по-прежнему стояла у девушки перед глазами, как памятник её собственному малодушию.
— Как ты себе это представляешь? — спросил Саррет. — Сколько дней он там пролежал? Как его оттуда вообще выковыривать? А перед этим ещё воду выливать, отравленную трупным ядом, между прочим… Осторожно.
Даже с его помощью Элья едва устояла на скользком, размякшем от воды склоне.
— Да как ты вообще можешь такое говорить?! — Элья хотела сердито выдернуть локоть из его пальцев, но вовремя опомнилась — как ни крути, лишний повод прикоснуться. — Выковыривать… Ужас какой…
— Прости. Не подумал.
Саррет выпустил её руку и, помедлив, зашагал дальше, оставив в душе привкус разочарования. На долю секунды Элье показалось, что он хочет обнять её, прижать к себе, успокоить… Но либо ей действительно показалось, либо он сдержался в последний момент.
Прошло ещё часа полтора, прежде чем они решили сделать привал и перекусить. Саррет и Элья как раз шли через лес, подыскивая местечко посуше, когда услышали голоса. Слов было не разобрать — ветер доносил только отголоски — но говорило явно несколько человек.
— Пойду, гляну, — шепнул Саррет.
— Я с тобой.
— Ладно. Только идём осторожно, ступаем по корням и не высовываемся. Ты отстаёшь от меня шагов на пять. Достань револьвер, на всякий случай. Если это нас не касается, возвращаемся. Может, грибники какие-нибудь…
Однако вскоре выяснилось, что грибниками говорившие быть никак не могут.
— Может, сказать хочешь напоследок что-то, или просьба какая есть?..
На протяжный, с ленцой, голос отозвался другой, презрительный: