Майор Карвес прошёлся по кабинету и, как бы невзначай, забрал со стола валявшийся на нём листок бумаги, который тут же сунул в карман.
Саррет сопроводил действия начальника таким взглядом, словно хотел его испепелить.
— И госпожа Элья, полагаю, тоже согласится присоединиться к нам? — Князь снова улыбнулся девушке. — Разумеется, все обвинения с вас давно сняты, а ваши таланты танцовщицы найдут прекрасное применение во внешней и внутренней разведке Татарэта, как уже не раз случалось. Разумеется, если вы не захотите связывать свою дальнейшую жизнь с Домом Полиции, то никто не будет препятствовать вашему уходу, однако же, я выражу всеобщую надежду, что вы не откажетесь от предложения…
— Боюсь, что откажусь, князь, — перебила его Элья, по-прежнему улыбаясь. — Я не хочу работать на ваше правительство.
— При всём уважении, госпожа Элья, но это общее правительство, и уж никак не моё…
— Я не знаю, с кем оно у вас общее, господин Леерд, но не со мной точно. Так что прошу меня извинить. — Элья поднялась со стула. — Я могу идти?
— Госпожа Элья, я понимаю, вы устали и, должно быть, раздражены…
— Есть немного, — согласилась Элья. — Но дело вовсе не в этом.
— Я, наверное, виноват в том впечатлении, которое сложилось у вас о текущей ситуации… Я не самый лучший рассказчик, поэтому, если вы скажете, что вас так огорчило, то мы сможем разъяснить недоразумение…
— Господин Леерд, меня, как вы выразились, огорчает вовсе не то, о чём вы рассказывали — не скромничайте, язык у вас подвешен неплохо — но меня очень огорчает то, о чём вы соизволили умолчать. Я — по своему роду деятельности, опять же — знаю гораздо больше, чем вам, судя по всему, кажется. И знаю, каков примерный процент лжи во всём, что я только что услышала. Я знаю, что вы давно вели эту игру. Я знаю, что вы обещали поддержку и принцу Панго, и Макоре, которая тоже собиралась занять трон, но даже и не думали эту поддержку оказывать…
— Вы считаете, что шемейские дворяне обещали поддержку Макоре? — поднял брови князь.
Элья чуть не выкрикнула в запале, что читала их шифровки, но побоялась, что этим навредит Гереку. Который, как она теперь понимала, был прав, что вовремя смылся.
— Макора сама говорила мне об этом. Мы немного поболтали перед её смертью. У колдуньи тоже были далеко идущие планы — но они не сбылись бы, правда? Потому что те маги, которые, по вашему же приказу, уничтожили Татарэтский мост, не вернулись на помощь Саррету, а отправились в Аасту, на случай, если Дертоль проиграет, и Макора всё-таки доберётся до столицы… Я не собираюсь ни в чём вас обвинять, князь — ни вас лично, ни всех ваших дворян. У меня на руках нет никаких доказательств. Но я знаю то, что я знаю, и именно поэтому не собираюсь на вас работать. За эти месяцы я успела побывать в плену, я чуть не превратилась в чудовище, я была фрейлиной у мёртвой королевы — о ней, между прочим, вы тоже были прекрасно осведомлены, потому что получали шифровки, которые в итоге не доходили до нужных людей. Я знала, на что я иду. И вовсе не ради собственной свободы я на это шла, и не ради собственной свободы я была готова исчезнуть в Зеркальных Глубинах вместе с Макорой. Но и не ради кучки… — она осеклась. — Впрочем, схлопотать за оскорбление власти очередной срок мне тоже не хочется, так что засим позвольте откланяться.
Элья присела в небольшом реверансе, выпрямилась и вышла из кабинета. Зачем-то забрала со скамьи саквояж, который, на самом деле, был ей не нужен.
Саррет догнал девушку уже на улице.
— Я сказал, что ты очень устала, поэтому была несдержанна и…
— Когда я отдохну, я повторю им то же самое, — прошипела Элья.
— Я знаю. Но это может плохо для тебя обернуться…
— Плохо обернуться? Это как, интересно? Для меня ведь всё так хорошо оборачивается!
— Они наверняка смотрят на нас в окно, так что пожалуйста, сделай уставший и, желательно, виноватый вид.
Они вместе отошли на достаточное расстояние от Дома Полиции, так, чтобы поблизости не оказалось случайных слушателей.
— Паршивый из меня всё-таки агент, да? — Элья прислонилась к парапету, бросив саквояж у ног. — Я всё-таки не сдержалась. Эмоции… — Она вздохнула.
— Эмоции, — согласился Саррет.
— Но ты его слышал? Путь во мраке он собрался прокладывать! А ведь они с самого начала, с самого начала…
— Да, — сказал Саррет. — Я знаю. Не кричи.
Но Элья не могла успокоиться.
— Сопротивление хотело втихаря провести Панго на трон и получить с этого неплохой куш — но эти действовали ещё тише, пока писали все эти свои манифесты и листовки… Макоре не нужен был конфликт с Иланой, она не стала бы разрушать мост. Да и вообще, попробовали бы те сунуться и чего-то требовать… Панго бы просто не успел отдать обещанное — Илана ведь заключала договор с ним, а не с Татарэтом. А по поводу сложных условий, в которых ты работал! Как будто не сами шемейские дворяне эти условия организовали! Не удивлюсь, если они подкидывали Макоре связистов вместе с их адресами…
— Почти уверен, что так и было, — кивнул Саррет.
Элья подняла на него глаза.
— Но ты всё равно остаёшься, да?
— Я думаю, да.
Элья кивнула и опустила голову.
— Не думай, что я не согласен с тобой. Я согласен. Но…
— Но тебе обещали, что ты станешь капитаном, — кивнула Элья. — И возглавишь отдел. И получишь фамилию.
— Ну… по сути, мне пообещали всё то, зачем я когда-то приходил в полицию. Да, я понимаю, что это плата за молчание. И они это понимают. Не скрою, всё это довольно неприятно. И я мог бы не согласиться, я мог бы облить их таким дерьмом, что ты бы мне поаплодировала.
— Так какого… Ах, да. Клесса.
— Клесса, — согласился Саррет. — Ну и потом, я всегда был за стабильность. Пока у власти находился Эрест, я готов был свернуть себе шею за то, чтобы он там оставался. Но раз всё поменялось, и с этим уже ничего не поделаешь, я буду готов свернуть себе шею за новую стабильность. Что до методов… они и у Эреста были не очень. Они всегда такие. Абсолютно честного правительства не бывает. Светлые короли — они только в сказках. И то под вопросом…
Элья горько усмехнулась:
— Предлагаешь смириться?
— Тебе? Тебе я, в первую очередь, предлагаю быть осторожней. Ты сегодня вела себя очень неосмотрительно. Если ты ещё когда-нибудь увидишь этих людей — чего я бы тебе не пожелал — извинись перед ними за несдержанность и показывай, что ты не собираешься вести против них войну. Даже в мелочах. Это ясно?
— Так точно. Разрешите идти?
Саррет скрипнул зубами и ушёл сам.
Элья, подавив в себе порыв окликнуть его, подняла саквояж и побрела в другую сторону. Она и сама плохо представляла куда.
17
Открывая дверь палаты, Саррет ожидал увидеть Дертоля лежащим в кровати, едва способным говорить и даже шевелиться — по Дому Полиции ходили слухи, что главный министр при смерти, а врач, с которым Саррет поговорил перед посещением, покачал головой и сказал, что пациент очень плох.
Но его ожидал сюрприз.
Дертоль встретил гостя, сидя в кресле возле окна. Причём сидел он не в халате и тапочках, а в дежурной чёрной накидке, из-под которой выглядывали брюки и начищенные носы кожаных ботинок. Во всём остальном выглядел он плохо: тощий, бледный, с запавшими глазами, и неестественно неподвижный. Белые пальцы, сомкнувшиеся на подлокотниках кресла, выдавали сильнейшее напряжение: казалось, расцепи он их, и в кресло осядет бесформенная груда, не имеющая ничего общего с человеком. Возле Дертоля на подоконнике лежал лист бумаги и кристалл, причём явно не световой.
Саррет негромко, памятуя о том, что находится в больнице, доложил о своём прибытии и остался стоять, глядя перед собой.
— Берите стул, присаживайтесь.
Голос у Дертоля был слабый, поскрипывающий, как калитка на ветру.
Саррет поставил стул так, чтобы старику не пришлось слишком напрягаться, разговаривая с ним, но при этом выдержав достаточную, по его мнению, дистанцию для двух очень далёких в социальном отношении людей. Попутно он осмотрел палату. Никогда прежде Саррету не приходилось бывать в подобных больницах, оснащённых лучшим магическим и обычным медицинским оборудованием, созданных специально для высокопоставленных особ. Но оборудование, наверное, приносили сюда непосредственно перед процедурами. Палата Дертоля отличалась от обычной лишь роскошью обстановки: светлыми бархатными гардинами, очень чистыми, словно их только что постирали; стеллажом из орехового дерева и обитыми мягкой тканью резными стульями — на такой стул Дертоль как раз и указал своему гостю.