Обнаружил он и некоторые другие вещи. С одной стороны, он, более или менее, представлял, где расположено отверстие для выпуска воды, и знал, что, когда вода сливается, чувствуется значительное течение. Теперь же он обнаружил, что никакого течения нет, а это означало, что вода больше не вытекала, и не было никакого шанса со временем встать на дно. Кроме того, он помнил, что бассейн расположен довольно уединённо, и маловероятно, что его крики кто-нибудь услышит. Вдобавок, он не мог понять, как вода могла начать вытекать, а затем прекратить, если кто-то не управлял краном.
Говорят, что дьявол заботится о своих последователях, так и произошло: сторож в отеле «Респлендент» (в основном старающийся не попадаться никому на глаза, если его не зовут специально) заметил, что вода вытекает, и кому-то об этом доложил. Был произведён осмотр, и Смита вытащили из воды верёвкой, но не так рано, чтобы он смог сохранить душевное спокойствие. Смит был уверен, конечно, что стал жертвой особо хитрого покушения. Я говорю «особо хитрого» потому что, как только он утонул бы, Уэстмэкотту (а Смит предполагал, что за всем этим стоит именно Уэстмэкотт) было легко вновь напустить воду в бассейн, и все посчитали бы что Смит совершил самоубийство — а как ещё сильный пловец мог утонуть, если рядом всё время были поручни?
Всё это выглядело, как очень грязное дело, и ничуть не помогло собственное признание Уэстмэкотта, сделанное конфиденциально его адвокатам, что всё это было лишь шуткой, и он намеревался вытащить Смита позже. Ему объяснили, что нет ничего более трудного, чем предсказать чувство юмора у жюри. Были приложены огромные усилия, чтобы замять это дело, — в основном старалась администрация отеля, которая полагала, что скандал станет концом бизнеса, хотя я не уверен, что они правы, но, напоминаю, это произошло несколько лет назад. Проблема состояла в том, что не было никаких доказательств, что именно Уэстмэкотт повернул кран (фактически это мог сделать любой), и именно это обстоятельство заставило полицию закрыть дело, а Смиту довольствоваться довольно значительной компенсацией.
Ну, Уэстмэкотт был на волосок от неприятностей, и я совершенно не ожидал, что обнаружу его, судя по всему скучного и боязливого человека, вновь фигурирующего в деле, относящемся к моей специальности. Хотя, между прочем, полиция разузнала о нём вещи, который изменили бы моё мнение, если бы я только о них знал. Его слуга, к счастью для полиции, в прошлые времена отбыл срок и поэтому слишком рьяно старался предоставить им любую информацию. Он уверил их, что его хозяин сильно изменился примерно за неделю до поездки в «Респлендент». Однажды утром Уэстмэкотт пришёл домой в страшной тревоге. Он принялся ругать слуг, стал мрачным. Купил револьвер, который полиция обнаружила в его комнате (да, забыл сказать, что он был холостяком), и, хотя это можно было отнести к самообороне, в это же самое время он приобрёл препарат (сейчас я забыл его название), который оказался смертельным ядом, и я не уверен, что он не подделал рецепт доктора, чтобы его добыть.
Прошло меньше недели после того, как проблема разрешилась, когда на сцену вышел новый персонаж: персонаж, который не понравился никому из тех, кто его видел. Это был довольно потрёпанный субъект, который называл себя Робинсоном и, казалось, очень хотел поговорить с Уэстмэкоттом, поскольку произвёл большой переполох среди слуг, когда трижды заходил, но каждый раз не заставал хозяина. Среди слуг сложилось мнение, что от Робинсона не следовало ждать ничего хорошего, но слуги всегда будут так говорить о любом, кто носит тёмные очки. Когда этим двоим удалось встретиться впервые, слуги не могли сказать, потому что Уэстмэкотт жил на первом этаже и часто впускал посетителей сам. Во всяком случае, через одну-две недели Робинсон примелькался, поскольку несколько раз его видели входящим и выходящим из дома.
У Уэстмэкотта была привычка на Новый год гостить у друзей около Абердина. На сей раз он поехал чуть позже обычного, и у его слуги вызвало большое удивление, когда ему поручили зарезервировать два места в спальном вагоне первого класса ночного поезда из Кингс-Кросс. Причём один билет на имя Уэстмэкотт, а второй — на имя Робинсон. Это выглядело не слишком хорошо: ничто не позволяло считать, что Робинсон принадлежал тому же самому миру, что и Уэстмэкотт и его друзья. Фактически, если бы не профессиональная стеснительность, я думаю, слуга пошёл бы в полицию: всё выглядело так, как будто Робинсон имел над Уэстмэкоттом некоторую власть и неотступно следовал за ним, боясь потерять из виду. Но ничего предпринято не было.