— Да нет! Нет! — догадавшись, всполошилась мать. — Там все в порядке… Эмиль звонил — вот!
У Ирины Петровны отлегло от сердца.
— Эмиль? Как Эмиль? Разве ты перезваниваешься с ним? — почти что весело спросила она.
— Уж шесть лет будет, как он надоедает. Еще из Перми названивал… Просил тебя позвонить, когда вернешься. Я сказала, что передам, а вот захочешь ли ты позвонить…
— Да почему же не позвонить? — улыбнулась Ирина Петровна. — Все-таки мы старые друзья.
— Я ваших дел не понимаю — стара! — возразила мать, избегая смотреть в глаза дочери, — Ой, я, раззява: у нас куска хлеба к обеду нет. Пойду сбегаю в булочную…
Мать юркнула в прихожую, завозилась у рундука перед зеркалом. Кажется, она не одобряла поведение Ирины Петровны, не верила ее объяснению случившегося. Взгляд, которым она и вчера и сегодня смотрела на Ирину Петровну, напоминал взгляд Кати. Сговорились они, что ли?..
— Зачем же ты? Позволь, я схожу, — обратилась она к матери.
— Сходи, — безропотно согласилась мать и, по-прежнему глядя в сторону, прошла в кухню.
Ирина Петровна поняла мать, поняла ее опасения. По-видимому, Эмиль хорошо был осведомлен о ее, Ирины Петровны, положении, должно быть, все эти годы терпеливо следил за нею, и матери это было неприятно. Неужели Эмиль уверен был, что наступит и его час, что и она, Ирина Петровна, проиграет свою главную игру так же, как проиграл свою — не получилось ведь из него ни великого сценариста, ни великого кинорежиссера. И наступил момент играть вместе?.. Он согласится с тем, как непорядочно и жестоко обошлись с нею, она подыграет ему в том, что да — он не был понят начальством и обойден своими пробивными, хоть и бездарными, соперниками. Весьма оригинальный тандем!..
— А если это не так? — спросила себя Ирина Петровна, войдя в лифт и надавив на кнопку первого этажа. — Если он просто несчастен и нуждается в нормальной человеческой поддержке? Почему меня бросает в крайности?..
Лифт остановился, скрипнула дверь, Ирина Петровна вышла на улицу, вернее, во двор. Все так же висела в весеннем воздухе серенькая кисея теплого дождика, и все тем же ровным светом наполнен был день. Из водосточных труб робко выбулькивались скрученные струйки воды.
Булочная занимала часть первого этажа дома на перекрестке улицы профессора Попова и Аптекарского проспекта, и по обе стороны от входа стояли свободные телефонные будки. Ирина Петровна вошла в одну из них, сняла с рычажка трубку, набрала номер телефона Эмиля и тут же надавила пальцем левой руки на рычажок, охваченная каким-то внезапным, непонятным стыдом.
— Нет, это невозможно, — пробормотала она и, повесив трубку, вышла из будки, едва не задев дверью ковылявшую мимо, тоже в булочную, старуху с клюкой. Что-то знакомое померещилось в облике этой старухи. Еще показалось, что и старуха с любопытством покосилась на нее красными выпученными глазами. Наверное, это была одна из тех старух, которых всегда много в их дворе. Целыми днями они сидят вокруг песочниц с играющими в них детьми, зорко наблюдая за каждым из четырех подъездов дома: кто входит и кто выходит. Много лет назад девчонкой Ирина Петровна намозолила всем глаза — вот старуха, поди, и пытается сейчас припомнить ее.
В булочной пахло свежим хлебом и кислыми опилками, которыми был посыпан пол, застланный желтыми и коричневыми плитками. Беря рыхлую буханку ржаного хлеба, батон и сдобные булочки к чаю, Ирина Петровна мельком присматривалась к скрюченной старухе. Какой-то недуг согнул ее так, что подбородок едва не касался колен, и, пытаясь достать с полок буханку или батон, старуха закидывала руку как-то сзади, из-за спины, словно это была не рука, а непослушный, неудобный крюк.
И вдруг Ирину Петровну осенило: да это же та самая дворничиха. Видно, и ей, этой некогда здоровой, нагловатой и зычноголосой женщине, уверенной в себе бабе, не удалось миновать своей судьбы, того, что на роду было написано. Ах так тоскливо сделалось. Неужели и ее, Ирину Петровну, подстерегает нечто подобное?..
Заплатив в кассу, старуха вышла из булочной, с трудом одолев дверь на тугой неуступчивой пружине. Сквозь несильно запотевшее стекло витрины видно было, как она, посмотрев вдоль Аптекарского проспекта, боязливо, почти панически, до предела выбрасывая перед собой руку с клюкою и вихляясь всем своим несуразным телом, перебралась на другую сторону улицы профессора Попова и там остановилась, вцепившись левой рукой в металлический прут ограды палисадника, разбитого под окнами первого этажа углового дома.