— Глаза не лопнут? — полюбопытствовала Татьяна, перехватив мой заинтересованный пытливый взгляд.
Дождавшись паузы между упражнениями, я встал и вышел в прихожую. Ходики над столом показывали первый час дня. Вот это отхватил. Так можно и свою собственную свадьбу проспать, как говаривает моя мама. Я и раньше не жаловался на худой сон, а теперь, отлежав в больнице с сотрясением мозга, совсем осатанел — постоянно хотел спать и засыпал мгновенно в любое время суток, в любом месте и в любом положении, хоть стоя, — надо было только закрыть глаза. Не знаю уж — в связи ли с этим, или само по себе во мне проявилось еще одно свойство, ранее за мною не замечавшееся: стоило мне посмотреть на любого человека, и я мог, как мне казалось, безошибочно, представить себе, каким будет этот человек через пять — десять лет. С недоумением увидел я Татьяну раздавшейся и огрузшей, уже и не помышляющей о том, что можно быть красивой — стоит только захотеть. Жаль, что невозможно взглянуть на себя со стороны, попытать свое будущее.
Нина работала в первую смену, Альбина, не желавшая следовать похвальному намерению Татьяны, сладко посапывала в своей постели, свернувшись уютным крендельком и прикрыв пуговку-носик распущенным концом косы, как кошка хвостом перед ненастной погодой.
Вчера между Татьяной и Альбиной случилась размолвка. «Она же как увидела Женьку, вцепилась в него — трактором не оторвать, — пожаловалась Татьяна Нине. — Для ее светлости, что ли, я старалась?..»
Позавтракав, я вышел из дома и направился на Городскую сторону. Надо походить вокруг второй школы, попытаться выяснить, не учится ли в ней девушка с Больничного острова. А заодно заглянуть в городскую библиотеку, сменить книги.
Всюду пестрели афиши нового итальянского фильма «Утраченные грезы». На овальных гранитных берегах порожистых протоков и главного русла реки сушились после напряженной летней навигации вытащенные и перевернутые вверх дном поморские лодки, узкие и длинные, но необычайно устойчивые как на коварном речном пороге, так и на строптивой морской волне. Мачты небольших рыболовецких судов, опутанные паутиной снастей, покачивались в широком бурливом устье. За ними голубой эмалью сверкало холодное Белое море.
Жарким стыдом прошибало меня насквозь, когда я снова и снова вспоминал, каким оболтусом показал себя в ответ на дружелюбное обращение девушки с Больничного острова. Вот и ломай теперь голову, как исправить сложившееся по собственной дурости положение — может быть, уже безнадежное. Какой изыскать хитроумный способ, чтобы девушка уделила тебе хоть бы малую толику своего внимания и убедилась, что ты, в сущности, не такой уж и тупица и грубиян?..
Школа номер два стояла через дорогу от гостиницы, часть второго этажа которой занимала городская библиотека. Надо вот как сделать: заменив книги, попросить у библиотекарши Насти какой-нибудь журнал, пройти в читальный зал и, пристроившись возле нужного окна, понаблюдать за школой. Задумка отличная, но одно смущает: а ну как Настя раскусит мои намерения? Она и без того как-то странно относится ко мне: придирчиво и высокомерно, будто я однажды и навсегда провинился перед ней в чем-то.
Ладно, зайду в библиотеку просто так, заменю книги, а там видно будет. Сокращая путь, я вошел в городской сад. Ветер азартно, словно вспугнутых воробьев, гонял по коротким аллеям стайки желтых листьев, пробовал свой голос в раковине эстрады, походившей на во много раз увеличенную суфлерскую будку.
Первым, кого я увидел, войдя в библиотеку, был Очередной Соискатель — так прозвал я многочисленных поклонников Насти, целыми днями, сменяя один другого, терпеливо просиживавших на стуле, для того и поставленном у входа. Сидит, сердечный, мается, в кулак зевает, глубокомысленно уставившись в окно, за которым кроме верхушки телеграфного столба с взъерошенной вороной на нем да с фарфоровыми чашечками и проводами ничего больше и нет.
Насти в передней части библиотеки не было. Из-за шкафов и полок доносилось ее посвистывание. Обожала она насвистывать, выдавала иногда такие попурри на темы песен популярных советских и зарубежных кинофильмов — заслушаешься. Сегодня попурри показалось мне странным: веселая мелодия «Песенки про пять минут» из кинофильма «Карнавальная ночь» причудливо переплеталась с мрачноватой темой песни «Виновата ли я?..» из фильма «Тучи над Борском».
Я стал изучать заголовки книг, разложенных на столе как на прилавке. Попурри смолкло — стало быть, Настя увидела меня, — раздался стук каблуков: ближе, ближе… Я поднял голову и… обалдел. Каждый раз, встречаясь с Настей, я поражался ее карим, с диковатой раскосинкой глазам, жарко сверкавшим на чистом, одним уверенным махом очерченном лице. Но не это поразило меня сегодня, а то, что Настя приветливо, а не сурово и высокомерно, как обычно, смотрела на меня, по-хорошему улыбаясь.