Почти все наши были уже в сборе. Я сразу же ощутил, что настроение в классе отличается от обычного, и понял, что это из-за меня. Сашка, посмеиваясь, показывал Светке и Вальке не то открытки, не то фотографии. Увидев меня, они хмыкнули все разом. Я догадался, что все это значило. Какое-то странное, холодное безразличие овладело мною. Я прошел к своей парте и опустился рядом с Юркой. Более трех суток не видел я его. Юрка уезжал на праздники к родителям, жившим километрах в ста от города, в лесном поселке — учительствовали там. Юрка снимал угол в доме напротив моего, хотя дневал и ночевал у Данилы Петровича.
— Никола! — крикнул мне Витька Аншуков, перестав прыгать, доставая то одним, то другим локтем потолок. — Ты, говорят, дал в праздник прикурить! Жалко, меня с тобой не было. Мы бы еще не то отмочили.
Оторвавшись от зеркальца, приставленного к стопке учебников, Галка попросила меня прояснить, что я натворил. Она, видите ли, обожает мужчин с гусарской жилкой — дуэлянтов и бретеров.
— Дуэлянт и бретер — одно и то же, — угрюмо сказал Васька, кажется, тоже, как и я, чем-то удрученный.
— Ха-ха, — Галка показала ему язык.
А Сашка тасовал карточки, и Светка с Валькой деланно выдавали возмущение за возмущением. Я заглянул через их головы. Мое собственное лицо, пьяное, бессмысленное, с нелепо разинутым ртом и безжизненными, будто пораженными бельмами, глазами увидел я на фотографии, которую в этот момент показывал Сашка. И таких фотографий у него была целая пачка. Так вот на что намекала Дина. Успела ли она сама полюбоваться на эти фотографии? Чего только не ожидал я от Сашки, раздумывая над предупреждением Дины, но такое мне и в голову не приходило.
— Ну-ка, что это? — подскочил Витька и вырвал фотографии из рук Сашки. — Видали? — он стал показывать фотографии всему классу, тасуя их, как колоду игральных карт.
Какая жуткая тишина наступила. Только фотографии мелькали. Сашка, усмехаясь, переглядывался со Светкой.
— Фу, мерзость! — словно отплевываясь, произнесла Галка. — Сашка, ты это снял?
— А кто же еще?
— Сашка, а зачем? — удивилась Лариска.
— Чуяло мое сердце, что ты за человек, Сашенька, — проникновенно донесла Галка, — но чтобы такое… За это же морду бьют…
— Ничего себе, вы даете! — возмутился Сашка. — Да вы осознали, кто на фотографиях-то? Или совсем ослепли?..
— Успокойся, осознали, — еще угрюмей отозвался Васька. — И не только, что на фотографиях…
— Молчу! — Сашка заигрывающе воздел руки к потолку. — Перед властителем дум я молчу.
— Ну и гад же ты, Сашка, — выдавил я, шагнув к нему, — Что же ты делаешь-то? За что?
— Но ты-ы! Полегче! — надменно ответил Сашка. — Позавчера ты совсем другие песни про меня пел. Взахлеб. Напомнить?..
— Надо уметь вести себя, — довела до общего сведения Светка, придав своему круглому лицу выражение принципиальности. — А то приходят без приглашения в приличный дом и ведут себя там, как в свинячьем хлеву.
— Ах, без приглашения! — заорал я. — Да Сашка же заманил меня! Помириться захотел со мной, друга разыграл!..
— Мириться? — Сашка глянул на меня, как на окончательного придурка. — С такими, как ты, я не ссорюсь… Представляете, он ни разу в жизни не ел яблок.
Все вскинулось во мне от обиды. Я сделал еще шаг и врезал в лицо Сашки. Повторить мне не пришлось — Сашка ответил таким ударом, что я отлетел к доске. Я опять бросился на него и опять был отброшен к доске. Я бросился снова, заметив испуг в глазах Сашки. Я бы дорвался до этих глаз, чего бы мне это ни стоило, если бы меня не перехватил Герка. Удерживая меня, он выхватил из рук Витьки фотографии и сунул их в один из многочисленных карманов своей вельветки.
— Успокоились, — проговорил он. — Нет никаких фоток.
— Дохлый номер, Гера, — усмехнулся Сашка, разминая пальцы правой руки. — Я поставлю вопрос об аморальном поведении комсомольца Пазухина на комсомольском собрании. А фотографии эти можешь подарить ему, — он кивнул в мою сторону. — У меня же негатив имеется.
Герка подумал, наклонив голову к левому плечу, отпустил меня, затем бросил фотографии на парту Сашки:
— Действуй. Интересно, до какой подлости ты еще докатишься.
— Нет, это мне нравится, — ужаснулась Светка, всплеснув пухлыми белыми руками, и я вдруг представил себе, какой она будет лет через пять-десять. — Почему вы обеляете того, кого надо осудить? Где же ваша принципиальность?