— Нам домашнее задание пора делать, — сказал Васька.
— Какие примерные, — усмехнулся военрук. — Никуда не сбежит ваше задание… Курите? Нет? А вот Аншуков курит. Я его в уборной застукал. «Что ты, спрашиваю, отравляешь организм этой дрянью?» — «Денег, отвечает, на «Казбек» не хватает, вот и приходится «Север». Бестия этот Аншуков, а ничего парень?
— Витек, — пробормотал Васька. — Он может.
— Может, — подтвердил я.
Запутанная сетка кровеносных сосудов на скулах Полуянова обозначилась еще резче, зрачки стали бесцветными, как шляпки гвоздей.
— Краем уха слышал, Пазухин, что у тебя какая-то неприятность начинается? — спросил он, упершись в меня этими глазами.
— Как это — начинается? — испугался я.
— Да кое-кто опасается, как бы из тебя носителя чуждой нам морали не состряпали, — усмехнулся Полуянов.
Я встревоженно переглянулся с Васькой. Затем спросил:
— А как это — состряпают?
— Ну, это делается элементарно. Достаточно получить повод. Чем это ты так Морякову не угодил? Девчонку, поди, не поделили?.. А Моряков ваш — ох и штучка. Это что-то новое в человеческой породе. Он хоть и заодно с вами на моих уроках, но не ваш. Вы — безотцовщина, заплатники. Вас матери ваши измученные воспитывают: не перечьте, слушайтесь кого надо, будьте передовыми…. Пока оперитесь, пока разберетесь, что к чему. Да и не каждому это дано… А Моряков уже и сейчас орлом парит, пытается судьбы ваши тасовать… М-да… В Наттоваракке-то… Вы чирьи себе вылеживали и норму под проливным дождем выполняли, а он подкармливался у председателя да мешки ваши приворовывал!..
— Вы это точно знаете? — нахмурился Васька.
— Да уж точнее некуда. Председателеву сынку-олуху он ваши словесные портреты набрасывал… Между прочим, Пазухин, я имею сильное подозрение, что в больницу ты загремел не без благословения Морякова.
— Ну уж вы… слишком на него… — из упрямства возразил я.
— Не слишком. Этот юноша из той ненавистной мне породы, которая далеко ходит. И подо все, что ни вытворяет, правильные идеи подводит. Вот хоть твой случай возьмем. Был ты пьян до безобразия? Был. Позволительно комсомольцу, юному строителю коммунизма, так напиваться? Непозволительно. Кто на коне? Моряков.
— Но он же специально опоил меня.
— А зачем ты позволил такое?.. Тем и сильны Моряковы, что умеют поставить кого угодно перед необходимостью доказывать, что они не верблюды…
Мы с Васькой опять переглянулись, смущенные и обескураженные откровенными доводами Полуянова. Он же, утомленно смежив красноватые веки, сидел отрешенно, словно провалившись в самого себя. И такой тоской, такой неприкаянностью пахнуло от него, что не по себе стало.
— Он еще поиграет вами — дайте срок, — встрепенулся военрук. — Оперится, встанет на крыло и поиграет. Не глупее вас люди попадались. М-да… Не вы первые, не вы и последние. Баранов на наш век хватит и козлов-провокаторов тоже… Спорить станете? Классиков цитировать? «Человек — это звучит гордо!» Знаю я, как это звучит… Многому вас в школе учат…
Нам показалось, что он начал заговариваться. Но нет — глаза его лихорадочно и осмысленно блестели, и он поднял стакан и уже без отвращения опорожнил его до дна. Что-то общее было в неприкаянности и надломленности военрука и в странной успокоенности Данилы Петровича.
Полуянов повел взглядом в сторону буфета, раздумывая, наверно, взять еще водки или воздержаться. И тут чья-то тяжелая лапа сграбастала мое плечо. Оторопело подняв голову, я увидел над собой красное сопящее лицо Лени-Боровка. За его спиной громоздились два дружинника.
— Ну-к! Ну-к! — радостно хрюкал Леня, опершись о наши с Васькой плечи, как об стол. — Вот они — паэты-т! Вот они — паэты-т!..
Васька придвинул к себе тяжелую кружку, намереваясь, кажется, обрушить ее на круглую голову Лени, я сделал то же самое, но тут вмешался Полуянов.
— Слушай, Леня! — раздраженно рявкнул он. — Сделай так, чтобы тебя тут и не видно было и не слышно. Без тебя тошно. Ух попался бы ты в мои руки годиков семь назад! Я бы тебя обратно на дерево загнал и часового приставил бы, чтоб не слез. Не всех, Леня, труд человеком сделал, а?.. Отпусти парня и не смей трогать его!.. Ты что, оглох? Я два раза одно и то же не повторяю!..
— Берите его! — уськнул Леня.
Дружинники неуверенно шагнули к Полуянову. Его офицерский, хоть и без погон, мундир, должно быть, смущал их.
— Не дурите, ребята! — жестко остановил их Полуянов. — Желаете иметь неприятности? Чем вы объясните мое задержание? Я ведь не в запрещенном заведении. И она, — он кивнул на буфетчицу, — из-за меня вас не вызывала. А я не первый попавшийся. Я офицер в отставке и глумиться над собой не позволю!