Нерешительно потоптавшись, дружинники отступили к стойке и потребовали по кружке пива.
— Леня, — повеселев, спросил Полуянов. — Ты сам дверь откроешь или ее открыть тобою?
Обиженно поджав губы, Леня присел за столик у входа. Не в его правилах уйти, не отыгравшись. В пивнушке было почти пусто: пилоставы, рамщики, шорники и слесаря, утолив жажду, разошлись по своим домам. Мы с Васькой оказались в щекотливом положении: как уйти, не вытащив отсюда Полуянова? Худо ли, хорошо, а он выручил нас, как же его бросить?..
Полуянов с усилием поднялся и направился к стойке. Походка его пока казалась устойчивой. Но какой она станет, если он вольет в себя еще стакан водки?..
О чем-то вполголоса переговорив с буфетчицей, военрук скрылся в подсобном помещении. Вот это номер. Неужели он решил отсидеться в надежном закутке, бросив нас на произвол судьбы?..
Мы глазели на Леню, а Леня таращился на нас, и в круглых прозрачных глазах его возрождалась наглость.
Но вернулся Полуянов, сообщил, что он «звякнул» по телефону своим друзьям, таким же, как и он, офицерам в отставке, что они вот-вот прибудут, и тогда никакие лени-боровки не посмеют надоедать нам.
Минут через пятнадцать мы вышли из пивной, оставив Полуянова с его друзьями: с воинственно пыжащимся директором клуба имени С. М. Кирова Домодедовым и с немолодым, грузноватым и устало-замкнутым мужчиной, который как будто заведовал гаражом лесозавода. Все трое, наверно, подпали под прошлогоднее сокращение вооруженных сил.
— А военрук-то наш ничего вроде мужик, — проговорил Васька, когда мы удалились на безопасное расстояние от пивнушки. — А мы-то его… Ну, ладно. Главное — не зарываться, как сказала одна свинья, провалившись в нужник.
«А мы-то его…» означало, что на уроках военного дела по команде Полуянова направо мы дружно поворачивались налево, а по команде «смирно» принимали развязную стойку «вольно».
3. «ОНИ МЕШАЮТ НАМ ЖИТЬ»
В городской библиотеке хозяйничала теперь надменная напомаженная девица. К книжным полкам она никого не подпускала и каждого неприязненно спрашивала:
— Чего выдать?
Многие от такого обращения терялись, начинали суетиться и спешили побыстрее покинуть гостеприимные стены библиотеки, забрав первое, что подвертывалось под руки. Стул для Очередных Соискателей был упразднен, так как исчезли и сами Очередные Соискатели, будто вымерли наподобие мамонтов или динозавров.
Уложив в портфель «Домби и сын», — я еле упросил, чтобы девица выдала мне сразу две книги, а не одну, как она настаивала, — я вышел на улицу и окружным путем — через Больничный остров — направился на Заводскую сторону.
Серое тягучее утро неохотно переливалось в тягучий же неяркий день. Давно установились обычные для этого времени морозы в десять — пятнадцать градусов, выпал снег — словом, наступила зима, хотя на календаре все еще была осень.
Вообще-то, в этот час я должен был сидеть на очередном уроке. Но сегодня случилось событие, которое на неопределенное время изменило выверенное течение наших, как говорится, буден. Не успел отзвенеть звонок, призвавший учеников за парты, и отстучать по коридорам шаги учителей, расходившихся по классам, как вдруг огромное здание школы содрогнулось от какого-то резкого, будто бревно сломали, треска, и тотчас же раздались испуганные голоса. Их перекрыл резкий, требовательный голос Анатолия Петровича, призывавшего к спокойствию и порядку.
По коридору промчалась бледная, как мел, Старикова. Выяснилось, что в девятом «Б» надломилась, не выдержав нагрузки, подгнившая плаха пола. Анатолий Петрович по одному, опасаясь, наверно, как бы и еще чего не обломилось, выпускал в коридор из класса изрядно перетрусивших учеников и учениц.
Тряхнув сцепленными руками, Старикова заявила, что этого следовало ожидать, что еще год назад она ставила перед роно вопрос о капитальном ремонте и что она немедленно потребует создания спецкомиссии для выяснения того, как быть дальше. А сегодня уроки отменяются во всех классах без исключения. Нельзя позволить, чтобы из-за чьей-то служебной безответственности пострадали дети и педагоги. Это еще счастье, что все обошлось, в общем-то, благополучно.
Старикова выражалась убедительно. Если бы она повторила это там, где нужно было, и на таком именно душевном накале, ей наверняка удалось бы убедить любого собеседника, Но я сомневался, что у нее достанет для этого пороху.