— Не приехать ли сюда с Данилой Петровичем? — вслух прикинул Юрка и, не дождавшись моего ответа, спросил: — Как ты думаешь, озеро рыбное?
— Не знаю, — ответил я. — Надо попробовать.
— Наверно, рыбное, — рассудил Юрка. — Иначе зачем же эти плоты?
Я промолчал. Я не скрывал от Юрки, что недолюбливаю Данилу Петровича. Меня удивляло, что они смогли подружиться — старый, да малый. Я не понимал, какого черта Данила Петрович торчал в нашей дыре, когда свободно мог вернуться в Ленинград — ведь реабилитировали-то его с возвращением всех прав, чего же он засел в нашем городишке? Данила Петрович не раз сообщал нам, что его сестра настаивает, чтобы он решился все-таки вернуться в Ленинград. Сообщив это, он как-то моментально уходил в себя, будто нырял в воду, машинально выдергивая при этом из пачки сигарету с фильтром. Курил он много. Недокуренные сигареты ставил на стол фильтрами вниз и, забывая про них, закуривал другие. На столе перед ним постоянно чадили надкуренные и забытые сигареты.
— Не поеду! — решительно, будто перед ним стояла его настырная сестра, говорил Данила Петрович, так же внезапно приходя в себя. — Много ли мне надо на старости лет? Все, к чему лежит душа, у меня есть. Опять вступать во все эти мудреные взаимоотношения? Увольте. И не могу и не хочу… Да и что я там буду делать? Преподавать, как раньше, не смогу. А плохо преподавать совесть не позволит, — Данила Петрович зябко ежился и поправлял на плечах накидку, сшитую из шерстяных шарфов. — Холодно. Преподавать хорошо можно только тогда, когда тебе тепло… Не смотрите на меня с таким осуждением, молодые люди. Да, жизнь дала мне отменную трепку. Быть может, я конченый человек. Но я живу так, как мне нравится, и не мешаю жить никому другому. А это уже кое-что. Поверьте мне — кое-что…
— Вот именно: кое-что, — однажды ответил Юрка и, сведя в одну линию черные брови, добавил: — Мне кажется, вы кокетничаете своим прошлым.
Данила Петрович, ошеломленно крякнув, потянулся к пачке за новой сигаретой, забыв про только что поставленную на столешницу фильтром вниз. Мне стало жалко его, такого пожилого, усталого и, кажется, нездорового. Пусть уж он живет, как умеет, раз и сам не мешает жить другим.
Водилась за Данилой Петровичем и еще одна странность: он не переносил людей в военной форме — солдат и офицеров. Если он видел идущего ему навстречу военного, то тут же поворачивал назад, по какому бы важному делу ни спешил, и запирался на задвижку в своем доме, в котором размещался и пункт по приему от населения утильсырья — Данила Петрович заведовал им.
Но самым непонятным для меня были его запои. В эти дни он безбоязненно шлялся по городу, задевая, кого придется, и готов был затеять спор на любую тему с первым подвернувшимся ротозеем. Какое-то внутреннее беспокойство, выказывавшееся в его исступленном взгляде, точило душу, не давало ему покоя. Он будто с цепи срывался, готов был, казалось, начисто перечеркнуть свою жизнь…
Плот медленно скользил. Хрустально бормотала темная тяжелая вода. Облака отнесло за горизонт. Лес громоздился черным выступом с одной стороны озера и светился желто-коричневой полосой с другой. Западный склон неба окрасился золотистым блистающим цветом. Всплыла голубая луна и повисла так низко, что от нее, казалось, можно было оттолкнуться шестом.
3. РИМ — ОТКРЫТЫЙ ГОРОД
Полутемной сухой аллеей из старых, плотно сомкнувшихся елей мы вышли к клубу. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что назревает стычка между нашими подгулявшими ребятами и местными парнями. Небольшой, но спаянной кучкой стояли они возле поленницы, сложенной под двумя березами — от одной до другой. Держались парни не робко. Сам деревенский, я в душе сочувствовал им; какому хозяину понравится, если в его доме его же и будут задирать, заигрывать с девушками, которых сегодня увидели впервые, а завтра позабудут?..
Но я и предположить не мог, что самое скверное в этот вечер было уготовано на мою долю. Тем более, начался он прекрасно, с того, что ко мне подошел Васька Ямщиков и, оглянувшись на Вальку и Светку, поинтересовался, как я отнесусь к тому, чтобы пригласить их в кино. Со Светкой общаться я не жаждал, но Валя совсем другое дело, и я ответил, что отнесусь положительно, но что будет, если они откажут.
— Тогда мы застрелимся, — пообещал Васька и отправился в клуб купить билеты.
Юрка отправился следом, не желая мешать нам. Из клуба доносились взрывы смеха и визг девчонок. Особенно выделялся голос Галки Пертонен. В открытую настежь дверь видно было, как Витька Аншуков и Герка «кадрили» смешливую девушку-киномеханика, развлекая ее ребусами из спичек. Аккуратненькая девушка эта выглядела здесь случайной, попала, должно быть, по распределению после окончания кинотехникума.