Огорченный ее отказом, я спросил, надолго ли она уезжает, и узнал, что дня на четыре.
— Поезд отходит в девятнадцать тридцать, — добавила Дина и стала подниматься вверх по лестнице.
Рассохшиеся и расшатавшиеся ступеньки заскрипели под ее тяжестью — неодобрительно, как мне показалось. Ступеньки через три Дина остановилась и с загадочной улыбкой взглянула на меня.
— Ты знаешь, кто первый заприметил твои блуждания по нашему острову? — спросила она.
Я растерялся и покачал головой.
— Бабушка. Моя бабушка. Ты произвел на нее неотразимое впечатление, — засмеялась Дина и пошла дальше.
От такой откровенности я вообще перестал соображать что-либо. А Дина опять остановилась и уже без улыбки, а серьезно, очень серьезно опять посмотрела на меня.
— Послушай-ка, — с усилием выговорила она. — Мне неприятно говорить тебе, но с этими фотографиями… там готовится что-то. Ленка болтала о Лене-Боровке…
Ох уж эти фотографии. Надо и в самом деле пойти к Сашке, только не умолять его, а как следует набить морду — до тех пор, пока он сам не упросит принять негатив.
Я повернулся, чтобы уйти, и тут к моим ногам шлепнулась варежка. Я поднял голову. Прислонившись к перилам верхней площадки, Дина настороженно смотрела на меня. Подняв варежку, я пошел наверх, зная уже, что сейчас случится что-то особенное.
— Спасибо, — поблагодарила Дина, приняв варежку. — Думаешь, это нарочно? Но все равно, раз уж ты здесь. Поцелуй меня, а?
…Какие снега сияли, когда продолжил я свой путь, как молодо шумел в белоснежных берегах Выг, до слюдяного блеска шлифуя округлые гранитные берега!..
Необычайное душевное возбуждение гоняло меня черт знает по каким закоулкам, улицам и островам. На дороге в порт мне встретились Юрка и Данила Петрович, но встреча эта не оставила по себе никакого впечатления, разве что обуты они были в валенки с калошами, а одеты в длиннополые тулупы, да волочили за собою ящики со снастями для подледного лова рыбы, да еще Юрка пытался турнуть увязавшегося за ними Шарика, но пес, поотстав немного, опять припустил за ними.
До наступления темноты пробродил я по городу, радуясь и не веря в свое счастье. Я старался не вспоминать о фотографиях. Сегодня так, а завтра будет иначе. До утра, до отхода поезда больше суток. Как пережить эти сутки?..
Я побежал в приемный пункт: может быть, пролетят незаметно два-три часа?..
Возле пункта ошивался Леня-Боровок, высматривал как будто, что делается за его окнами. Он проводил меня неприязненным, затаившимся взглядом, но придираться не посмел. Попробовал бы только. Сегодня меня ничем не испугаешь.
В пункте кроме Данилы Петровича и Юрки сидели еще и Герка с Васькой. Герку я не видел дней пять — он приболел после того, как мы, позанимавшись с гантелями, натерлись снегом. Герка сообщил, что в нашей школе побывала комиссия горисполкома, приняла решение закрыть школу на срочный ремонт. Начальные классы будут две недели заниматься в помещении школы рабочей молодежи при лесозаводе, а старшеклассники — у себя дома по заданию, вывешенному на дверях школы. Сперва сообщение Герки обрадовало меня — нечаянные каникулы! Потом ужаснуло. Что мне делать с навалившимся свободным временем? Как прожить те четверо суток, что не будет Дины? Надо придумать что-то отвлечься. Может, уехать куда? В Ладву, например, к маме… А может быть, в Наттоваракку? Ведь какое там озеро хорошее…
Все четверо сразу же соглашаются с моим предложением. Поедем завтра — Даниле Петровичу необходимо оформить у начальства отгулы за сверхурочную работу.
Сидеть дальше невмоготу. Разговоры кажутся пресными. Все то же душевное возбуждение гонит меня прочь из приемного пункта в тускло подсвеченную фонарями темноту малолюдных улочек и переулков.
Пересекая площадь перед универмагом, я зацепил взглядом застекленную витрину городской настенной газеты «Они мешают нам жить» и, будто подтолкнутый кем-то, подошел к ней. Из-под заиндевевшего по краям стекла глянула на меня моя пьяная бессмысленная харя. Испугавшись и ничего не соображая, я торопливо отошел от витрины и углубился в полумрак улицы Седова. Мне показалось, что если я не буду смотреть в газету, то и никто не будет. Затем меня потрясает глупость этого соображения. А как же это одна из Сашкиных фотографий очутилось здесь?.. Так вот о чем предупреждала меня Дина!..
Озираясь, как вор, боясь, как бы кто из редких прохожих не завернул к газете и не узнал меня, я вернулся. Под фотографией пояснительная надпись:
«20 ноября ученик школы № 1 Пазухин Николай, семнадцати лет, задержан дружинниками в нетрезвом состоянии».