На переезде у шлагбаума бородатый стрелочник набирал в ведро каменного угля из кучи, насыпанной возле будки.
Ваську я застал в «собачьем настроении», как он сам о себе выразился. Оказалось, он не поехал с нами в Наттоваракку не потому, что проспал, а потому, что его не отпустил отец.
На бюро райкома, рассматривавшего положение дел на железнодорожном узле, начальником которого был Васькин отец, ему, хоть и в виде шутки, напомнили о поэме сына. Отец пришел после бюро домой выпивши, сильно бранился и предупредил Ваську, чтобы он, если понадобится, не кочевряжился, а покаялся и повинился. Странно было слышать про это.
К обеду явился сам отец — крупный, солидный мужчина и, шаркнув по мне подозрительным взглядом, грубо осведомился, кто я такой. А ведь он хорошо знал меня, я не однажды заходил навестить Ваську. Значит, мне почему-то указывалось на дверь. Васька молчал. Я вышел.
Домой я возвращался с таким мерзким ощущением, будто за каждым углом на меня был наточен острый нож.
Оттепель разгулялась не на шутку, тянуло влажным южным ветром. Татьяна работала во вторую смену. Нина и Альбина, наскоро перекусив, умчались в универмаг. Стало известно, что к Новому году лесозавод выделит девушкам по отдельной квартире, как молодым специалистам. Девушки покупали первое, самое необходимое для новоселья обзаведение: кастрюли, тарелки, чашки и ложки, а Альбина уже присматривалась к мебели и даже купила роскошную двухспальную кровать с доставкой на дом по первому требованию. Деньги на кровать перевела из Мурманска мать Альбины, приписав на переводе, что обязательно будет на новоселье.
Меня радовало все это — что дают квартиры. Может, приедет из Ладвы мама, и мы заживем по-человечески, с нормальными завтраками, обедами и ужинами, с воскресной стряпней — по-семейному.
Татьяна, правда, заявила, надменно притенив свои очи ресницами, что лично ей квартира в этом городе как-то и ни к чему, что к Новому году она быстренько и без шума смотается в Архангельск по семейным обстоятельствам, но что это были за обстоятельства, объяснить не потрудилась. Она усердно бегала по промтоварным магазинам, принося домой отрезы тканей и тюля — подарки, должно быть, архангельским родственникам.
Я дочитывал «Домби и сын». Неожиданно в окно постучали — робко, едва слышно. Наверно, Васька, решил я, удивляясь его робости. И вдруг будто ветром меня сорвало — это не Васька, это кто-то другой.
Я выскочил на крыльцо. На нижней площадке, среди обледенелых санок — на них жильцы дома возили ушаты и бидоны с водой — стояла Дина, сунув руки в карманы броской спортивной куртки.
— Ты-ы? — потрясенно молвил я.
Дина строго и, как мне показалось, оценивающе смотрела на меня снизу вверх — какое-то мгновение мне было не по себе, — потом улыбнулась. Я перевел дух.
— Ну что же ты стоишь? — спросила она. — Иди оденься. Я подожду тебя здесь, среди санок.
— А может, ты зайдешь? — я совсем обалдел и не соображал, что говорю. — Дома никого нет. Я один.
— Заманчиво, — опять улыбнулась она. — Мне хочется посмотреть, как ты живешь. Но не сегодня. Хорошо?
Я бросился в комнату. Пальто, шарф, шапка… Чем объяснить его — внезапно свалившееся счастье?..
Октябрьской улицей мы направились к Большому мосту. Редкие прохожие с отвращением месили чавкающую слякоть. С Белого моря тянуло влажным ветром.
Я никак не мог заговорить с Диной. Она оказалась почему-то совсем не такой, какой я представлял ее себе все эти дни. Должно быть, и я показался другим — потому так строго и смотрела она. Даже и теперь ощущалась какая-то натянутость.
— А я ждал тебя завтра, — наконец выдавил я, приноровившись к легким шагам Дины. — Хотел встречать все поезда с юга.
— А я сказалась больной и вернулась на день раньше. Не осталась на торжества. Кого ты видишь перед собой?.. Ты видишь новоиспеченного мастера спорта. Я вошла в сборную Карелии. Заняла второе место, а могла бы занять первое.
— Почему же не заняла?
Дина замедлила шаги и исподлобья взглянула на меня.
— Потому что я шла-шла, вдруг остановилась и написала палкой на снегу: «Коля плюс Дина будет…» А тут меня и обошли. Тренер чуть не свихнулся…
— А что будет? Что будет-то?
— Как что? — удивилась Дина. — Будет знак вопроса.
— Ну почему же знак вопроса?
Она приблизила ко мне свое веселое хитрое лицо.
— А ты бы что хотел? — с придыханием спросила она. — Этого ему мало… Тебе мало, что я чуть не ревела от тоски по тебе? Мне так хотелось побыть с тобой наедине. Уж не знаю почему… Показать тебе мое «местечко»? Хочешь?