Старушки-гимназистки, затаив дыхание и прижавшись одна к другой, упивались созерцанием броской пары. Подрулил троллейбус. И тут произошло неожиданное: девушка решительно направилась к сложившейся вдвое двери. Но парень, косясь на старушек, задержал ее, уговаривая, должно быть, повременить, и троллейбус укатил.
Парень повел свою, явно недовольную задержкой, девушку вокруг сквера, вдоль одной из сторон почти что равнобедренного треугольника. Старушки, спохватившись, очевидно, что они слишком уж отступили от правил хорошего тона, снова углубились в свои бесконечные разговоры. И все-таки парень в дубленке, не переставая уговаривать девушку, упорно следил, не наблюдают ли они. Опасается он их, что ли? Но чем могут быть опасны эти восторженные ископаемые существа?..
Подкатил следующий троллейбус того же — двенадцатого — маршрута. Двери сложились. Девушка, движением плеч освободившись от объятия, упруго шагнула на ступеньку, парень по-свойски хлопнул по ее левому плечу, дверь распласталась, троллейбус, как всегда задрожав от первоначального усилия, двинулся и исчез за углом. Кусову опять показалось, что из руки парня сверкнул острый юркий лучик. Наверно, это работа ключа от машины, того самого, который парень крутит сейчас на указательном пальце, направляясь к своему автомобилю. Но он золотой, что ли, этот ключ? Или бриллиантовый?..
Парень с досадой дернул за дверную ручку, втиснулся в салон. Звук защелкнувшейся дверцы достиг ушей Кусова. Взвыл двигатель. Машина присела на задние колеса, рванула с места и сразу же развила приличную скорость.
«Не понравилось, что не пожелали поехать с тобой? Болезненно реагируешь, когда ущемляют твое самолюбие?.. Влетит тебе от какого-нибудь дотошного гаишника за заляпанные номера».
Вот и все. Одноактная пьеска, поставленная самой жизнью, закончилась. Главные персонажи удалились со сцены, остались второстепенные. Но и они, покорные законам жанра, покидают ее: старушки-гимназистки поднялись со скамьи и степенно зашагали по улице Льва Толстого к Кировскому проспекту. Не иначе, решили подсластить свои увлекательные воспоминания пышками в сахарной пудре и стаканчиком кофе в «Пышечной». Кусов не однажды встречал их там. Сидя за столиком и озираясь на всех входящих, они походили на заговорщиц. Или на закоренелых интриганок. Хотя как выглядят настоящие заговорщицы и тем более закоренелые интриганки, Кусов совершенно не представлял. Но думать так нравилось. И он не мог отказать себе в этом невинном развлечении.
Дворничихи, громогласно переговариваясь, натягивали поперек прохожей части улицы перед домом, в котором жил Кусов, веревку с нанизанными на нее красными лоскутками. Робкая Настеха, кажется, благополучно отнекалась от того, чтобы лезть на крышу, голоса ее не слышно было. С ощущением какого-то тягостного, самому себе непонятного раздражения Кусов отошел от окна и повалился на диван. Он работал сегодня в вечер.
М-да-а… Серо, неудачно складывается жизнь. Но почему? Чего не хватает в его рассказах, что их так упорно отвергают? Право же, они не хуже многого из того, что публикуется в периодической печати, да и в сборниках тоже. Хвалят же его, Кусова, творения в Клубе молодого литератора. Самое-то скверное, что приходится целиком полагаться на мнение дядь и теть из редакций. А если они не понимают его? Как это проверить? Как пробиться к читателю?.. Неужели сказать себе: «можешь — не пиши». Живи себе, как живут миллионы мужчин и женщин, и не тужи. Чем, в конце концов, профессия токаря хуже любой другой?.. Да ничем, конечно, не хуже, зачем вообще так ставить вопрос? Если не хуже, то — сиди и не смей дерзать? Дело не в том: хуже — не хуже…
Обидно только, что упущено столько времени, столько возможностей. Твои сверстники сидят в это время в кафе или пивных барах, прожигают жизнь в дискотеках под руководством всезнающих спесивых диск-жокеев, охмуряют, так желающих быть охмуренными, девочек, удостаивают лицезреть новые кино-шлягеры и выступления рок-групп, шустрят тут, там, здесь, а ты?.. Не сказать ли себе по-умному, что ты не годишься для такого грандиозного дела, как писательство, что ты, увы, начисто лишен такого маленького пустячка, как талант, способностей — слышишь? — и незачем обманывать себя, воображая, что твои писания не хуже многого из того, что публикуют в журналах, да и и альманахах тоже. Хуже! В редакциях не дебилы сидят, специалисты, и они тотчас безошибочно отделяют настоящее от ненастоящего.