Выбрать главу

Лицо покрылось липким потом, не хватало воздуха, а под левой лопаткой саднило. Пошатываясь, словно он все еще мысленно ехал в троллейбусе, Кусов выбрался из комнаты в коридор и прокрался к телефону, стоявшему на облезлой тумбочке у входа. Почему-то Кусова страшила встреча с любым из соседей. Но квартира, шумная вечером, сейчас молчала.

Кусов набрал номер милиции и, прикрывая ладонью рот, стыдясь и как бы уже заранее извиняясь за возможную нелепость, осведомился, не случилось ли в троллейбусе двенадцатого маршрута в течение ближайших тридцати — сорока минут убийство девушки девятнадцати — двадцати лет. Дежурный как-то странно помолчал, переключил какие-то тумблеры, затем ответил:

— Да, случилось.

Ответ этот настолько сокрушил Кусова, что вместо того, чтобы сообщить дежурному обо всем, что было ему известно, он пробормотал: «Спасибо» — и положил трубку.

Он вернулся в комнату и ничком улегся на диван. Мелкая, как при сильном ознобе, дрожь трясла его. В душе было пусто, будто ее продули сквозняком. Но нестерпимее всего — этой прекрасной девушки уже нет и больше никогда не будет. Хоть ты тресни. Что привело ее к такому безобразному концу? Как узнать про это? Как понять все?.. А  т ы-то, что за зверюга? Ведь предусмотрел даже и то, что после укола шилом жертва какое-то время продержится на ногах, что не сразу поднимут тревогу. И этого времени вполне достаточно, чтобы впихнуться в машину, рвануть и через минуту-другую затеряться на шумном Кировском проспекте.

Кусов вскочил с дивана и подбежал к окну. Внизу снегоочиститель подбирал захватами снег, сброшенный с крыши, переправляя его в кузов самосвала. Блуждающим взглядом, не понимая, для чего он очутился у окна, Кусов нетерпеливо обозрел сквер и тут догадался, что ищет старушек-гимназисток. Ему совершенно необходимо было увидеть их. Зачем? Он и сам бы не ответил — зачем.

Старушки-гимназистки толклись у будки телефона-автомата. Они выглядели возбужденными и одновременно растерянными. Неужели и они заподозрили что-то и теперь решают, как быть: звонить или не звонить в милицию. Странно, но Кусов несколько успокоился, увидев старушек. Они все-таки втиснулись в телефонную будку, набрали номер, судя по двум коротким прикосновениям — 02, обе приникли к трубке. А из будки вышли удрученные, что говорится, в воду опущенные. Должно быть, их сразил тот же ответ, который минуту назад сразил Кусова. Какую-то теплоту и признательность к этим созданиям, заплутавшим во времени, ощутил в себе Кусов. Значит, и они усомнились в правдивости той сцены, которая была разыграна перед троллейбусом.

Какое-то беспокойство закопошилось в душе Кусова. Мир не стал более светлым, все еще нуждался в том, чтобы его очистили от какой-то скверны. И сделать это должен был он, Кусов. Слово — вот тот волшебный скальпель, которым можно прооперировать что угодно — хоть язву, а хоть опухоль. Для себя, не для журналов и даже не для Клуба молодого литератора. Бог с ним, с клубом. Пускай себе взрослые дяди усердно изображают отеческую заботу о становлении молодых дарований, а молодые дарования не менее усердно — старательных и благодарных учеников — не для них. Для той девушки. Должен же хоть кто-то понять, что сталось с ней, почему она, такая красивая, словно нарочно созданная, чтобы радовать всякого, кто на нее ни посмотрит, должна была умереть? Во имя чего такая бесценная жертва?..

От входной двери до комнаты Кусова донесся резкий властный звонок, отвлек от намерения усесться за стол, взять ручку и придвинуть к себе стопку чистой бумаги, Кусов выскочил в коридор, подбежал к двери и, оттянув курок замка, резко распахнул ее. В проеме двери стояли трое крепких мужчин с цепкими, моментально все оценивающими глазами. Кусов тут же сообразил откуда они.

— Вы по моему звонку? — убито спросил он, страдая, что теперь ему надолго придется оторваться от стола, от стопки бумаги.

На него посмотрели с любопытством, словно ожидали увидеть совсем другого, должно быть, более солидного, человека.

— А это вы звонили?

— Да, я. Как вы меня разыскали? Я же не оставил вам своих координат.

— Ну, узнать адрес по телефону — пустяки.