Растирая рукой затекший затылок, Шман достает из холодильника ветчину, сыр, корзинку яиц, бутылку сухого вина.
Механик бросает на сковороду кусок масла, разламывает яйца и льет в кипящее масло густые тягучие струи.
— Только не пересоли, — говорит Шман. Режет кухонным ножом слиток ветчины, хлеб, откупоривает бутылку.
— Завтра уезжаем?
— Да, — отвечает Шман, — утром свернем шапито.
— Может, махнем на юг? Там еще тепло — бархатный сезон.
— Нет. Я устал. Хочу зимы.
Дверь распахнулась. Дунуло сырым запахом ночи. Ветер смял занавески на маленьком окне.
— Разрешите?
— Входите, — ответил, обернувшись, Шман, — присаживайтесь.
— Спасибо, я сыт, — старик медленно опустился на стул, не снимая ни берет, ни плащ.
— Что ж вы с галерки убежали? — спросил Шман, чтобы хоть как-то прервать томительную паузу.
— Я слышал, вы завтра уезжаете?
— А в чем дело? — враждебно спросил механик, поддевая вилкой горячую глазунью.
Старик посмотрел на механика и четко и ясно произнес:
— Молодой человек, меня зовут Дени-Георг…
Механик отпрянул от сковородки.
Шман растерянно запахнул халат на груди. Дени-Георг!.. Как? Знаменитый мотогонщик. Кумир его детства. Но он же погиб… тогда, сорвавшись с вертикальной стены.
— Нет. Я тогда выжил, — спокойно возразил старик, словно читая мысли, — вот только рука…
Он поднял перед собой левую кисть, и в тишине раздался сухой скрип протеза.
— Да вы разденьтесь, — поспешно предложил механик, пунцовый от стыда. — Вы же промокли.
— Я на минутку.
Дени-Георг перевел свои холодные глаза на гонщика.
— Тридцать лет назад я сам придумал этот трюк с желобом…
У него был резкий металлический голос, а глаза казались заплаканными.
— Это была прекрасная идея, но расчеты были неумолимы. Угол подъема, масса мотоцикла, скорость — все вступало в противоречия. Вместо эффектного трюка падение и смерть.
— Но вы же… — начал было Шман.
— Да, я решил рискнуть, — перебил Дени-Георг, — я был молод, а вдруг…
Он замолчал.
Шман катал по столу хлебный мякиш.
— Это было мое последнее выступление. Жить остался чудом. Поймите меня. И вдруг я узнаю, что некий молодой человек делает этот номер каждый день на маломощной машине… Я видел все ваши четырнадцать прыжков и не мог, не хотел верить. Это какая-то чертовщина: я снова проверил свои расчеты — они безукоризненны. Я показывал их специалистам. Моя рука, согласитесь, тоже аргумент… Женя, как вам это удается? В чем моя ошибка?
Шман помолчал и, наконец, сказал:
— Я не знаю.
— Но вы хотя бы чувствуете, что этот трюк не должен получаться?
— Да, чувствую.
— Тогда в чем же дело! — воскликнул старик. — Вот мои расчеты… Закон есть закон. Яблоко падает вниз. Я всегда исходил из законов физики и только один-единственный раз поддался искушению…
— Я был тогда на вашем последнем выступлении, — глухо сказал Шман. — Детей почему-то не пускали, но я решил во что бы то ни стало увидеть смертельный прыжок. Я прошмыгнул… Я видел все. Я считал, что вас больше нет, и решил сделать то, что не удалось самому Дени-Георгу. Разве я виноват в том, что мое мальчишеское нахальство выиграло?
— Это какая-то чушь! — воскликнул старик. Он метнулся к двери.
— Постойте, куда же вы? — Шман выбежал на крыльцо вагончика.
Ночь.
Она как купол шапито, в котором выключен свет после представления.
Дождь. Серебряные лужицы, разлитые по площади.
Сутулая фигура старика, уходящего подпрыгивающей походкой…
— Цирк уезжает.
— Жалко.
Оглянувшись на голоса, Шман увидел детей двух мальчиков.
На их лицах печаль и удивление.
В этот миг стропы, натягивающие купол, ослабли, и под крики рабочих шапито обмякло, брезент сморщился, и цирка не стало.
В кузов автомашины перекинули будочку кассы, оклеенную афишами. Сложили стопкой фанерные щиты с гигантским лицом мотогонщика.
Распорядитель стоял под раскрытым зонтом и опять суетился, покрикивал.
Гонщика коснулась детская ладошка.
— Вы еще вернетесь?
— Конечно, но только не раньше, чем через два-три года.
— Почему так долго?
— К этому времени подрастут другие мальчишки.
— Приезжайте, — сказал один из мальчиков, — мы будем ждать.
— Мы обязательно придем снова, — сказал второй.
— Мы будем опять болеть за вас. До свидания.
— До свидания.
Размахивая портфельчиками, они побежали через площадь.