- Затем... нужна и все.
Не стала есть готовое. Достала из надорванной пачки оставшийся брусочек сыра и съела его без хлеба. Пока пили чай, не разговаривали. И молчание не тяготило, оно было хорошее, ясное, и мне не хотелось больше втягивать в свитер голову. Юрген пару раз отвлекся на сообщения. А мой анимофон молчал.
Мысль только перескочила на переваривание того факта, что Юрген оказался сыном женщины, которая за руку вытаскивала меня из ямы, как он отвлек вопросом:
- Дел на сегодня много?
- Что-то нужно?
- Могу составить компанию, проводить или помочь с чем-то, если хочешь.
- Нет, я лучше одна.
Все это было так странно... Я ничего толком не знала о нем, не помнила настолько хорошо, чтобы понимать по жестам и взгляду, как друг друга понимают лучшие друзья или старые любовники. Но готова была руку дать на отсечение, что только что считала тревогу и волнение Юргена так ясно, будто он о них словами сказал. Он боялся меня спугнуть. Он осторожен со мной, как с дикими зверьком, который может в любой миг исчезнуть от протянутой руки, - не погладить себя не даст, не даст себя приручить. Предложил помощь, а я "лучше одна" - все равно что отпрыгнула, в страхе сближения.
А мы кто? Пара? Я тут, у него, - значит, я на что-то согласилась?
Мне его чувства понравились. Было бы хуже - при он тараном или танком, диктуя условия и ведя себя так, словно я его безоговорочно. Я была благодарна Юргену не только за то, что он не приставал ночью, но даже сейчас не лапал, не целовал, не улыбался победителем, - не вел себя как хозяин дома, положения и женщины, которой подарил платье и чашку чая.
Он робел. Он не знал, что сказать дальше, - как и я не знала. Но правильная и такая необходимая для меня бережность - помогла. Приоткрыла.
- Обещаю отвечать на сообщения, предупреждать, если соберусь ночевать в общаге, чтобы не ждал. Позвоню, если без помощи никак. Я сегодня лучше одна, а не вообще.
- Хорошо.
- Если тебе будет что-то нужно, ты тоже...
- Позвоню.
И улыбнулся, сказав на вдохе и с облегчением. Улыбка всем идет, а Юргена осветила. Мне захотелось протянуть руку и коснуться его ладони - проверить: только в тот день он был таким горячим, что казался температурящим, или я была слишком ледяная и бескровная, что нормальное тепло обжигало. Как сейчас? Но не протянула и не дотронулась. Закрутила в пальцах кружку и спрятала взгляд на дне.
Павильон
Катарина явилась на встречу в новой осенней куртке с ярко желтым воротником из эко-меха и под стать канареечными перчаткам. Утеплилась, сияла вся довольная и даже румянец на щеках играл свой, а не нарисованный.
- Как тебе? Как тебе? Как тебе? - И на каждый вопрос крутанулась боками и спиной.
- Красотка.
- Через неделю куплю себе сапоги со шнуровкой.
- Удобные бери. Пограничников, как волков, ноги кормят.
Мы списались и договорились, что до полудня пройдемся по ее "неуютным" ходам. Встретились на остановке и пешком пошли через большой ботанический парк, - на его территории возле северных ворот был террариум. И ворота давно не служили ходом, и павильон закрыт - остались одни дорожки да небольшое озерцо, а все прочее лет десять назад "заморозили" до более денежных времен. Этот ход был редким в пользовании - лежал чуть в стороне от других городских заброшенных объектов. Крайний случай мог загнать пограничника так далеко, что ближе ходжа не было. Сам парк был не очень, слишком безлюдный, заброшенный и разросшийся без городского ухода.
- Как считаешь, есть у меня шанс Роберта охмурить? Сурового Викинга?
- Он тебя в два раза старше.
- Так самое оно. Знаешь, как такие возрастные мужики молоденьких любят? Да на руках носить будет и пальчики целовать, что его к свежему телу подпускаю. - Катарина вздохнула со слезливой ноткой: - Устала я одна. Хочется уже найти кого-то нормального и надежного. И с деньгами, чтобы горя не знать и не думать - трусы себе купить или колготки, потому что и то и то сразу не по карману. Тебе твой Прынц что покупает?
- Платье.
- Сексуальное?
Я промычала нечто невнятное и недовольное, но девушку это не смутило. Даже не охладило пыл, наоборот, - она подхватила меня под руку, пошла бок о бок в ногу и спросила вкрадчиво:
- Конфетка, а давай между нами девочками - он как в постели? Силен? Я на него когда-то очень давно посматривала, но так, не серьезно. А теперь любопытно. На вид Юрген не впечатляет, тощенький, хоть и высокий. Молоденький слишком. Но это же не показатель... может он не в мускулы, а в корень удался? Большой у него...
Тошно-то как. Я закрыла уши, не желая слышать приступ словоблудия и пошлости. Концовку вопроса удалось пропустить, а ее смех проник и сквозь ладони. Девушка несильно ударила меня по запястьям:
- ...не девочка ведь? Чего такая стеснительная? Не хочешь, не говори, не тяну за язык. Делаешь тайну, как будто там невесть что! Будь у меня любовник, я бы с прибалдевшей от счастья рожей всегда ходила, и при параде была, на все сто ... а ты квелая такая, скучная что ли. Почему?
Площадку перед павильоном замело листьями. Дверь заржавела на местах облупившейся краски а щель замка совсем почернела. Любому прохожему не пришло бы в голову подходить и тянуть за ручку - закрыто все давно и надолго.
- Идем?
Катарина в новой курточке поежилась, повела плечами и сделала первый шаг, раскидывая ворохи листвы и снимая с руки перчатку. Не хотела пачкать красивую вещь. Дверь поддалась легко. Это для других она препятствие, а для нас, - только название. Пахнуло сыростью, глаза стали привыкать к полумраку и под подошвами захрустело крошкой разбитой плитки.