- Лучше я сам спрошу. Мы вроде как друзья, а тебя он не знает...
Руку он так сразу не отпустил, прижал своей, ловя и задерживая тот момент, что я к нему прикоснулась. Да, вслух не спросишь у человека, откуда идет желание или жажда... а почувствовать можно. Юрген ни слова об этом не произнес, а глубина дыхания изменилась. И меня задела. Что-то значимое было в том, что я первая взяла и тронула его таким чувственным жестом - кончиками пальцев к шее. Не на себе показала, а на его теле.
По инерции разговор еще ушел на несколько фраз, а после Юрген взял и поцеловал меня.
Катарина
- Все еще нездоровится?
- Нет, почему вы так решили?
- Румянец у тебя, Ирис, прямо лихорадкой горит. Не температуришь?
Староста позволил себе проявить заботу, приложил ладонь ко лбу, помычал, опять предложил чай с медом или настойки.
- Душно немного.
- Душно? Сейчас форточку приоткрою.
Не в воздухе было дело, а в том, что я никак не могла вырваться мыслями из вчерашнего вечера. Позднего вечера.
Не любила я Юргена, не сходила по нему с ума. Нравился, был приятен и привлекателен, только-только разбудил притяжение. Далеко до страсти, далеко даже до полного телесного отклика на его ласку, и он меня нечуткостью не попрекал. Не зацикливался на том, чтобы услышать от меня хоть один лишний стон и не добивался всеми правдами и неправдами более сильного объятия. Юрген никак не показывал, что ему хочется равных чувств. Если бы он только знал, насколько правильно поступал! Давал свободу испытывать то, что испытываю - сколько могу, не заставлял притворяться, не обижался и не разочаровывался.
Господи, но как же мне было стыдно за другое! Юрген и себе разрешал не врать в том, что чувствует. Он говорил, что хотел, касался где хотел, в любви признавался, - никакой осторожности. В постели страха спугнуть меня, как дикого зверя, не существовало. Юрген был ласков, но вместе с тем так откровенен, что я не могла избавиться от смущения даже сейчас - когда наступил другой день. Сердце кидало в трепет от осознания - вот, как он меня любит, вот, сколько я могу подарить наслаждения мужчине, даже такая. И было стыдно за свою жажду - слушать. "Мало! Еще! Говори!" - у меня сердце об этом вопило и чаще билось не от поцелуя в губы, а от услышанного "любимая", "милая", "мой мотылек". И в мыслях не отпускало, жгло душу присвоенным счастьем.
У старосты я договорилась встретиться с Катариной - ей здесь нужно было листки сдать, и она с утра прислала четыре сообщения подряд: "Куда пропала?", "Где задания?", "Мне уже некуда себя деть!", "Еще болеешь?", и я в ответ отзвонилась.
Хозяин дома разговорами не отвлекал, обсуждал что-то с супругой по домашним делам. Силой воли я заставила голову переключиться на другое. Сидела на кухне старосты, тянула чай с душицей и начинала беспокоиться, поглядывая на время - где эта Катарина, и почему она опаздывает уже на двадцать минут?
Девушка появилась шумно, листы сдала быстро, от чая отказалась, но из вежливости посидела десять минут, - и чтобы я свою чашку допила, и чтобы не обидеть хозяина дома игнорированием.
- Что у тебя, Конфетка? Подгорает, так хочу что-нибудь сделать! Куда бежим?
Она не удержалась от горячего шепота, едва староста отлучился с кухни на минуту.
- Вопрос у меня к тебе.
- Какой?
- Личный.
- Мля... - Катарина аж откинулась на спинку стула, болезненно оскалившись. - Вот же Прынц урод. Или ты ему причинное место крутила, пока он не рассказал про меня все, что знает?
Тут уже я скривилась:
- Фу, нет. Меня твои тайны не волнуют. Кроме одной.
- Ну?
- Импульс у тебя где?
- Да, подруга, да ты прямо в трусы за самым лакомым лезешь.
- Давай по-другому. Большинство пограничников вызов в яремной ямке славливают. Из нас четверых, кто на сбои попал, отличия у двоих точно - у меня и у Юргена. Не хочешь посвящать в детали, подтверди, что не как у всех.
- А Герман?
- Еще не выяснила.
- А если да, то что это значит?
Серьезная Катарина мне нравилась больше. Ее лицо менялось, как маска в древнем театре, и можно было подумать, что их две - глупышка и вертихвостка, и та, что спасает людей от грани.
- Я еще не знаю. Август не выходит на связь, а все вопросы к нему. Пока только собираю информацию.
- Давай подосвиднькаемся с нашим папочкой, и на улице поговорим.
Мы ушли, и по пути до остановки Катарина призналась:
- В животе, справа. Место примерное, где печень близко, я там даже татушку сделала - маленькую пчелку. У меня сигнал как зуммер, жужжание. Приятное и тревожное одновременно. Срываешься, бежишь, знаешь, что сейчас увидишь чужую жизнь в одном из самых острых моментов. И - хоп! Что-то делаешь или что-то говоришь...
Она нарисовала в воздухе контрскольжение двух ладоней, будто два самолета едва разминулись по траектории.
- Ты сейчас куда?
- Никуда. Планов нет.
- Тогда пошли со мной по магазинам? Ты, кстати, не долечилась что ли? Розовая, как клубничный леденец...
Мне свитер нужен и я согласилась "по магазинам" без споров. Плохо только, что девушка выбирала торговые центры для прогулок, людные и шумные. Внутри я спасовала немного, пожалела о согласии. Старалась зайти в первый попавшийся отдел и взять любое, на что рука ляжет. А для нее покупки - отдельное развлечение, и упускать ни одной детали девушка не хотела.