- Юрка, не надо... не оглядывайся на меня сегодня и сейчас. Вообще не думай. Хочу эгоиста ...
Знала бы о чем прошу - решилась бы его соблазнить? Юрген послушался, без уточнений и переспрашиваний. Никаких ложных колебаний - честно или не честно так любить женщину, не заботясь о ее ощущениях и не стараясь ради ее удовольствия. Знала бы, что это окажется настолько откровенно приятно, - не решилась бы. Он на меня не оглядывался, да. Но я не ожидала, что мое тело так будет откликаться на его на самом деле наглые ласки. "Моя", "мне" - такое голодное и упоенное в каждом движении Юргена, заражало и заставляло трепетать от этого постыдно-приятного чувства. Хотелось спрятать лицо, закрыть ладонями полыхающие щеки, потому что я стеснялась себя в этот момент. Слишком спонтанная близость, он с температурой и горячей от жара кожей, и моя внезапная чувственность, к которой я не была готова.
Но я смогла, - перетерпела. Оказывается, терпеть можно не только боль и что-то неприятное, но и наоборот. Глупо, с одной стороны, но иначе я объяснить не могла - не время мне было. Нельзя, не сегодня, не до того, как он однажды услышит о моей взаимности. Мне казалось, что сначала я должна сказать ему "люблю", и только после получу право на откровенное наслаждение. Перетерпела еле-еле, едва не зажав уши, чтобы не слышать его ломающегося голоса и ласковых слов. Они подливали масла в огонь, заставляя чувствовать себя счастливой в душе, вперемешку со страстью тела.
Близость Юрегну помогла. Он заснул успокоенный и расслабленный, погрузившись в крепкий сон до самого утра.
В большинстве случаев он мог оставлять работу на работе. Абстрагироваться даже от тяжелых случаев, быть в меру циничным и профессионально отстраненным, но такой случай, как смерть этого старика, ударил сильнее. Я сама болезненно приняла его пересказ, - печаль и ненужность пожилых людей, их беззащитность, - всегда меня тревожили. Я вспоминала своего дедушку... Юрген ходил заметно грустный еще три дня, и я не тащила его развлекаться и развеяться. Помогла тем, что была рядом, ведь он поддерживал меня тем же самым.
Дни не подкидывали больше событий. Август Поле не появлялся. Общие собрания отменились. Теперь Юрген ходил на свои, а я с Катариной на свои, восточного района. Общий сбор планировался лишь в декабре, под конец года. И до него далеко - на календаре значилось лишь шестое ноября.
Мама
В этот день, в пятницу, я стояла у витрины магазина на улице и смотрела на одетых по моде манекенов, примеряясь к мысли - могу или не могу зайти и купить новую одежду? Преодолела я этот психологический барьер в своей голове, или пока нет?
Стало гораздо холоднее, - чувствовалось по погоде, даже в середине дня, в самый солнечный и относительно теплый отрезок времени. Октябрь уступил, пришли заморозки, продувало старое пальто и свитер не помогал. Меня смущало все - не только новизна вещи, но и магазин. Зайти, выбирать, отбиваться от назойливого продавца с советами. Наспех взять любое, - кощунство по отношению к красоте подарка Катарины, - шарфу и перчаткам. И подруга засмеет, обругает, силой утащит менять на свой вкус.
- Ирис, здравствуй!
Мать Юргена я увидела сначала в отражении стекла, а потом, обернувшись:
- Здравствуйте, Александра Витальевна.
- Надо же, уже думала тебе звонить, а тут вдруг встретила. У тебя есть время?
- Да.
Юрген заканчивал работу в пять, и мы планировали встретиться в парке, чтобы погулять вечером. Времени свободного было много - и я вышла из дома, пройтись по городу за два часа до назначенного свидания, ради вызовов. Вдруг кто будет на грани, так я - вот, бегу!
- Я с первого числа в отпуске, занимаюсь домом и семейными делами. Так давно никуда не ездила, да, видимо, уже и не придется. Одна не хочу, а Саша мой вечно из отпуска срывается на экстренные случаи. Прогуляемся?
Я кивнула. Отца Юргена звали Александр - родители-тезки. Лично не видела, но он рассказывал мне о нем, как о человеке занятом, ответственном и все же внимательном. Глава семьи находил для жены и сына время, выслушивал и помнил детали. А когда из-за работы не мог быть на важных событиях, то оставлял заранее написанные длинные письма поддержки и поздравления. Юрген отзывался с любовью о матери и отце. А Александру Витальевну я узнала и по своему горю. Она на самом деле была очень доброй и заботливой.
- Как вы? Как у вас дела?
Я спросила первая, боясь такого же вопроса от нее.
- Хорошо. Лучше, чем было, по крайней мере у меня. Я как с должности ушла, так поняла, насколько не по характеру досталось кресло. Руководителю нужно быть жестче и владеть другими талантами, а я не руководитель. Я врач-акушер, и лучше делаю свое дело на этом месте. Только давай не обо мне. Я ведь хотела поговорить с тобой, и все ждала, что ты с Ури придешь на семейный ужин, а тебя все нет. Но один на один лучше, не буду бояться, что мужчины нас услышат.
- Ури? - Я улыбнулась той ласковости тона, с которым она произнесла имя сына. На странный манер к тому же. - А я думала, что он Юрген, потому что его дома так зовут.
Александра Витальевна вздохнула:
- Бэзил и Юрген, как сдружился он со своим закадычным товарищем, так они себе и придумали. Васька да Юрка, а им не нравилось слишком просто. Заявил нам с отцом недели через две, как операцию сделали, - новая жизнь, новое имя. Юрген мне и отцу резало слух, так и стали звать Ури - ни вашим, ни нашим.
Мы прошли вдоль улицы, неспешным шагом, а на перекрестке замешкались. Свернуть - где меньше шума, но пересечение дорог было с одинаково плотным движением, и людей достаточно.
- Давай зайдем в кофейню. И теплее, и уютней.
Не ожидая возражений, женщина мягко взяла меня под руку и мы вместе зашли в угловую кофейню "Черное зернышко". Пальто не сменила, даже не померила. А вот тут пришлось переламывать себя и заходить в помещение, полное голосов, суеты, огней и звуков. Конечно, не клуб с танцами, но все равно...