Однажды, после того как ссоры сварливых жен великого мудреца не прекращались три недели, и все это время девятьсот девяносто девять султанш кричали и сердились, Сулейман-Бен-Дауд, по обыкновению, ушел в свой сад.
В апельсиновой роще он встретил красавицу султаншу Балкис; она была очень печальна, зная, что Сулейман огорчен. Балкис посмотрела на него и сказала:
– О, господин мой и свет моих очей, поверни кольцо на своем пальце и покажи владычицам Египта, Месопотамии, Персии и Китая, что ты великий и страшный султан.
Но Сулейман-Бен-Дауд, покачав головой, ответил:
– О, моя госпожа и радость моей жизни, вспомни зверя, вышедшего из моря! Он пристыдил меня перед всеми животными за мое тщеславие и замою гордость. Теперь, если бы я возгордился перед султаншами Персии, Египта, Месопотамии и Китая только потому, что они мне надоедают, я, может быть, был бы посрамлен еще больше, чем в тот раз.
А прекрасная Балкис спросила:
– О, мой господин и сокровище души моей, как же ты поступишь?
Сулейман-Бен-Дауд ответил:
– О, моя госпожа и радость моего сердца, я подчинюсь своей судьбе, которую держат в руках девятьсот девяносто девять султанш, надоедающих мне своими беспрерывными ссорами.
И султан пошел дальше, пробираясь между лилиями, мимозами, розами и тюльпанами, между имбирными кустами, распространяющими сильное благоухание, и, наконец, пришел к большому камфарному дереву, которое называлось камфарным деревом Сулеймана-Бен-Дауда. Балкис же спряталась среди высоких ирисов, пестрых бамбуков и красных лилий, окружавших камфарное дерево, чтобы остаться близ своего любимого супруга, султана Сулеймана.
Вот под дерево прилетели две бабочки; они ссорились.
Сулейман-Бен-Дауд услышал, что пестрый мотылек сказал своей спутнице:
– Удивляюсь, как ты дерзка! Не смей таким образом говорить со мной! Разве ты не знаешь, что стоит мне топнуть ногой, и дворец султана Сулеймана с садом тотчас же с грохотом исчезнет?
Услышав это, Сулейман-Бен-Дауд позабыл о своих девятистах девяносто девяти надоедливых женах и засмеялся, засмеялся так, что камфарное дерево затряслось. Его рассмешило хвастовство мотылька. Он поманил его пальцем, сказав:
– Поди-ка сюда, ты, малыш!
Мотылек страшно испугался, но подлетел к руке Сулеймана и вцепился лапками в его палец, обмахивая себя крылышками. Султан наклонил голову и тихо-тихо прошептал:
– Маленький мотылек, ведь ты знаешь, что, как бы ты ни топал ножками, тебе не удастся согнуть и былинки. Что же заставило тебя сказать такую ложь своей жене? Потому что эта бабочка, без сомнения, твоя жена?
Мотылек посмотрел на Сулеймана, увидел, что глаза мудрого султана мерцают, как звезды в морозную ночь, взял свое мужество в оба крылышка, наклонил маленькую голову и ответил:
– О, султан, живи долго и счастливо! Эта бабочка действительно моя жена, а ты сам знаешь, что за существа эти жены.
Султан Сулейман улыбнулся в бороду и ответил:
– Да, я это знаю, мой маленький брат.
– Так или иначе, приходится держать их в повиновении, – ответил мотылек, – а моя жена целое утро ссорится со мной. Я солгал ей, чтобы ее хоть как-нибудь угомонить.
Сулейман-Бен-Дауд заметил:
– Желаю тебе, чтобы она успокоилась. Вернись же к ней и дай мне послушать ваш разговор.
Мотылек порхнул к своей жене, которая, сидя на листе дерева, вся трепетала, и сказал ей:
– Он слышал тебя. Сам султан Сулейман-Бен-Дауд слышал, что ты говорила.
– Слышал? – ответила бабочка. – Так что же? Я и говорила, чтобы он слышал. А что же он сказал? О, что сказал он?
– Ну, – ответил мотылек, с важностью обмахивая себя крылышками, – говоря между нами, дорогая, я не могу порицать его, так как его дворец и сад, конечно, стоили дорого; да к тому же и апельсины начинают созревать… Он просил меня не топать ногой, и я обещал не делать этого.
– Что за ужас! – сказала бабочка и притихла.
Сулейман же засмеялся; он до слез хохотал над бессовестным маленьким негодным мотыльком.
Балкис, красавица султанша, стояла за деревом, окруженная красными лилиями, и улыбалась про себя; она слышала все эти разговоры и шептала:
– Если я задумала действительно умную вещь, мне удастся спасти моего повелителя от преследований несносных султанш.
Она протянула палец и нежно-нежно шепнула бабочке-жене:
– Маленькая женщина, лети сюда.
Бабочка вспорхнула; ей было очень страшно, и она приникла к белому пальчику султанши.
А Балкис наклонила свою очаровательную голову и тихо сказала:
– Маленькая женщина, веришь ли ты тому, что только что сказал твой муж?
Жена мотылька посмотрела на Балкис и увидела, что глаза красавицы султанши блестят, как глубокие пруды, в которых отражается звездный свет, собрала обоими крылышками всю свою храбрость и ответила: