Жизнь Сэмюэла Морриса и впрямь была коротка: она продолжалась ровно двадцать четыре минуты. Роды были продолжительными и мучительными. Как и планировалось, все то время, пока они длились, Виви с Артуром провели в роддоме. Виви сжимала мою руку и шептала мне на ухо слова поддержки, а Артур мерил шагами коридор, слыша мои стоны и будучи не в силах помочь.
Когда ребенок наконец показался на свет, все увидели, что он багровый с синевой – его горло было перетянуто пуповиной. Пока его несли на столик у окна, я тоже разглядела этот цвет только что поставленного синяка. Замерев от ужаса, Виви прижалась спиной к противоположной стене. Постепенно цвет кожи ребенка сменился на розовый. В палату зашел Артур, а Виви спряталась за дверью и долгое время не показывалась. Артур же направился прямо к столу, на котором врачи совали в нос и рот ребенка что-то вроде соломинок. Он наблюдал, как медики пытаются открыть его дыхательные пути, щипают его за пальцы ног, а затем надевают на крошечное лицо кислородную маску. Потом Артур говорил, что когда он взял своего новорожденного сына за крошечную ручонку, тот увидел его – не просто посмотрел на него, а именно увидел. Еще Артур говорил, что в том взгляде светилась мудрость. Возвращаясь домой под звуки грома, я вспоминала эти слова и думала, что «мудрость» – немного не то слово, а также жалела, что Артур рассказал о тех минутах так мало, что моих воспоминаний недостаточно. Мне хотелось видеть лицо Сэмюэла, хотелось знать, каким он был, а не просто что «в его глазах светилась мудрость». Я хотела знать, какой формы были его крошечные глазки, толстыми или тонкими были его губы, имелись ли на его лице обычные для младенцев морщинки, торчали ли его ушки и были ли его волосики такими же черными, как у Артура. Тогда, в прошлом, я приняла слово «мудрость» в качестве описания, но этого оказалось явно мало. Это слово ничего мне не говорило. Если бы только я могла увидеть все сама! Мне хватило бы одного короткого взгляда. Но, опять-таки, этот ребенок не был моим – это был ребенок Виви.
Через пятнадцать минут врачи подняли ребенка, который стал красновато-коричневого цвета, и передали его Артуру. Кислородная маска все еще лежала на крошечном личике, и я знала, что это плохой знак. Покачав ребенка, Артур перевел взгляд на Виви:
– Ты хочешь подержать его?
– Сам держи, – ответила Виви, все так же опираясь на стену. Вид у нее был по-прежнему перепуганный.
Тогда Артур повернулся ко мне, но я лишь бессильно покачала головой.
– Ладно, я подержу, – произнес Артур тихим мелодичным голосом, которого я никогда раньше не слышала. Он держал сына и смотрел на него до тех пор, пока маленькая жизнь не угасла. Кожа ребенка все синела, но Артур лишь улыбался ему. Позже он говорил мне, что и не замечал этой черноты, что если смотреть на кого-то по-настоящему, то цвета кожи не видишь.
Я же видела только этот цвет. Мало того, я помню лишь цвет, хотя больше всего мне хотелось бы видеть и помнить мудрость во взгляде, о которой говорил Артур.
К тому времени, как я добралась до дома, апрельский ливень уже бушевал вовсю. Черные струи с размаху хлестали по земле, подбрасывая сухую грязь и гоняя ее по дороге, так что я вымокла до нитки еще до того, как достигла крыльца. Стоя там, я наблюдаю, как перед домом прямо у меня на глазах образуются лужи, а по земле целеустремленно бегут многочисленные ручьи, прорывая русла и унося с собой землю, листья и камушки. Потом ручьи сливаются в один большой поток на подъездной дороге, в который затем вливаются потоки с полей. Дальше вода сходит с дороги и течет по канаве по направлению к речушке, уже успевшей набухнуть и собирающейся вот-вот выйти из берегов – как и всегда в сильный дождь.
Поднимаясь по лестнице, чтобы переодеться во все сухое, я слышу, что вода хлещет по крыше у меня над головой, барабаня по желобам и водостокам, которые направляют ее к трубам на углах здания. Переодевшись, и как могу вытираю волосы, собираю их с лица и затягиваю в узел. Вивьен уже в доме, и я не хочу, чтобы она поняла, что я выходила.
– Джинни, у меня для тебя сюрприз! – кричит она, завидев, как я спускаюсь по лестнице.
– Я приняла душ, – говорю я, опасаясь, что она заметит мои влажные волосы. Сама же Виви ничуть не промокла – должно быть, брала с собой зонтик.
– А у меня для тебя сюрприз! – с торжествующим видом повторяет она.
Непогода за окном как будто взбодрила и подхлестнула ее.
– Что за сюрприз?
Взяв меня за руку, она идет в библиотеку – словно меня ждет там невероятный подарок на день рождения. Но вместо подарка я вижу в углу комнаты старую женщину в инвалидной коляске и со стаканом хереса в руке. Меня изумляет то, что она каким-то образом очутилась в моем доме, – как поразил бы меня любой другой человек на ее месте.