Витя пялится на другой конец стола, и я оборачиваюсь. Все, кто гремели приборами и смеялись над дурацкими шутками, умолкают. На фоне остаётся только музыка.
– Мама! – воспроизводит вслух мою мысль Арина, но с больше радостью.
Она в шикарном красном платье, с идеальной причёской и безупречным макияжем, неуверенно переминается с ноги на ногу, держа в трясущейся руке цветной пакет с продуктами. Робкая. Смущённая. Потерянная.
– Я принесла вам курицу-гриль, – сипло шепчет она. – Надеюсь, вы не против.
Её глаза пробегаются по присутствующим. Они отмалчиваются и хлопают хмельными очами, и только Анатолий умудряется перекреститься. Мне становится неловко. Немного обидно. Немного больно.
– Тебя-то нам не хватало, – нарушает молчание Витя, и всё внутри меня сжимается. Его ремарка звучит неоднозначно. Теряюсь не одна я, но и мама. Однако, парень моментально реабилитирует ситуацию: – Ну чего застыла? Проходи. Мы думали, что помрём с голоду, а тут такой заезд сытный.
С лица мамы уходит тень. Я снова могу дышать.
– Да, Татьянка, проходи, – хрипит Анатолий. – Сейчас тебе морса подолью, что остался. Ты как с ягодами, ладишь?
– Я принесу тебе стул, – добавляет папа и помогает с верхней одеждой.
Глаза Арины горят от счастья. Она – мамина дочка – тут же набрасывается разглядывать побрякушки Татьяны и молит купить ей такие же.
Уже через несколько минут от скованности не остаётся ни следа. Моя семья – уже полная – встречает Новый год, поёт песни и с доброй грустью вспоминает молодость. Во мне же царит полная гармония, даже страшно сглазить.
– Потанцуем? – спрашивает Витя и, не дождавшись ответа, тянет меня в середину зала. Песня играла не подходящая. Он просто хотел уединится.
Руки Вити падают мне на талию. Я обхватываю его плечи. Мы двигаемся максимально медленно, будто плывём над землёй.
– Не думала, что они так быстро подружатся, – признаюсь я, с неподдельным умилением смотря на родителей. – Картинка сложилась. Все идеально. Лишь один аспект мешает мне получить ту малую сотую абсолютного счастья, – снова обращаюсь к парню, загадочно улыбаясь.
Мой намёк слишком увесистый, чтобы его не почувствовать.
– Согласен, – кивает Звягин. – Ты до сих не собрала свои серые вещички и не переехала ко мне. Джоконда скучает. На шкафах сантиметровый слой пыли. А ты продолжает ухаживать за другими инвалидами, в то время как личный калека страдает от одиночества, – он пытается изобразить несчастного, но выходит паршиво.
– Это вопрос времени, – отрезаю и снова отворачиваюсь.
– Что такое?
Я даю Вите секунды, чтобы подумать и он использует их по назначению.
– Ох, я понял. Ты сделала мне особенный подарок и хочешь получить взамен что-то не менее особенное. Я прав?
Моя лукавая улыбка – как безмолвное согласие.
– Ты не услышишь этих слов, – отрезает он.
Немного неприятно. Немного больно. Чувствую себя тем слепым кротом в карточном лабиринте, о котором говорил отец. Люблю слепо, но надежды мои шаткие.
– Я скажу тебе так, – продолжает он, крепче обхватывая талию. – Раньше я был лишён страха, но сейчас… Я боюсь за тебя. Боюсь однажды не увидеть, как ты глупо улыбаешься. Боюсь не услышать голоса. Боюсь потерять.
Витя признался. Как мог. Как умел. И мне было этого достаточно.
Его мутные глаза-льдинки греют меня самым ласковым огнём.
Почему он так смотрит? Почему так смотрит?
Когда взгляды встречаются, происходит волшебство. Ты находишь его среди тысячи и больше не чувствуешь себя одиноким. И я нашла его, тогда на уроке русского языка, в первый учебный день после одиноких каникул… Он был тем самым. Я желаю каждому встретиться взглядом с нужным человеком, ведь тогда можно стать по-настоящему счастливым. Любовь исцеляет, если в неё верить.