И поцелуй. Он мне запомнился, быть может навсегда, но меня покидает мысль, что он был фальшивым. Пустым. Ненастоящим.
Еще одна причина моей тревоги заключалась в родителях. Я была уверена, что получу множество угрожающих звонков или встречусь с ними в школе, но нет. Им будто бы плевать, что я отсутствую в их жизни. Теперь, небось, радуются, что одной проблемой стало меньше. Теперь не придется стыдится собственной дочери и ее странного хобби. Мама давным-давно сожгла бы мой блокнотик, если бы я не таскала его с собой повсюду.
Мама, мама, никогда бы не подумала, что заскучаю по твоим крикам.
Тусклый свет от монитора. Тишина. Витя спит блаженным сном, а я сижу на скрипучем табурете и разглядываю кусок пластилина, что подарила мне сестренка. Тот день стал переломным. Именно тогда меня посетила мысль, что нужно меняться. Что нужно перестать быть той, кем хочет видеть меня моя мать и стать собой. Но стала ли я собой? Если так, то почему не чувствую гармонии? Почему хочу плакать?
– Не спится?
Я вздрагиваю, когда слышу сонный голос.
– Прости, не хотела тебя разбудить.
– Сколько в тебе сил, Тарасова? Мы гуляли весь день.
– Да нет у меня никаких сил…
Витя молчит. И я молчу. В этой тишине нет ничего кроме грусти и недосказанности. Мне хочется поделится с ним переживаниями, но он не поймет, только посмеется. Мне хочется признаться в чувствах, сказать, как стал мне дорог, но он разозлится и снова обидит. И я молчу.
– В чем дело? – спрашивает он и садится на край кровати. Его светлые волосы взлохмачены, веки слегка прикрыты, щеки румянятся, словно парень пьян. – Расскажешь?
– Спасибо тебе.
– За что? – удивляется он.
– За то что принял.
Витя хмурится.
– Если кому и стоит говорить «спасибо», так это мне…
– Прости, – перебиваю я.
– За что? Тарасова, ты не на исповеди.
– Я прощу у тебя прощения, за то что сейчас скажу.
Даже сквозь темноту замечаю, как он напрягается.
– Я, кажется, тебя…
– Не смей произносить этого.
– …люблю.
Я ничего не смогла с собой поделать, слезы покатились по моему лицу. Внутри все сжалось. Стало невероятно стыдно.
Витя взял мое лицо и повернул к себе.
– Выкинь эти мысли из своей головы, поняла?
Когда я посмотрела в его глаза, то сердце заколотилось с бешеной силой, вся грудная клетка пульсировала. На шее выступил пот. Я с трудом разжала губы.
– Больно.
– Знаю.
Наплевав на чувство собственного достоинства, я обхватила руками его лицо и прильнула к нему губами, а он заключил меня в самые крепкие объятья, о которых я только могла мечтать. Не отверг. Не прогнал. Ответил.
Теперь я говорила «спасибо» судьбе. Такое короткое мгновение, но такое прекрасное. Мою голову заполнил розовый туман. Но как только моя жадная душа потребовала большего, Звягин откинул меня. Приказал не прикасаться. Я споткнулась об невидимую грань и привела его в бешенство. И снова слезы.
Розовая дымка сменилась черной.
– Что со мной не так? – спрашиваю я, отвернувшись к стенке.
– Дело не в тебе, Варя, – психует он. – Не в тебе.
Утыкаюсь носом в уже мокрую подушку.
– Ты говоришь, как он, перед тем как бросить.
– Не смей сравнивать меня со своим ублюдком. В отличие от него, я тебе не использую.
– А что ты делаешь?
Он затрудняется ответит. Часто дышит. Нужно быть полной идиоткой, чтобы не почувствовать этот холод.
– Пообещай, что завтра же вернешься домой.
Обещаю и не лгу. Я сбила руки до крови, пока стучалась в закрытые двери. Он не открыл. И не откроет. Только из чувств к нему я не имею права быть навязчивой. Сдаюсь. Я отступаю.
Смягчившись, Звягин прижимает меня к себе.
– Все правильно, Варя. Правильно, – приговаривает он, глядя мои волосы. – Все правильно, родная.
Глава#16. Витя
Варя покинула мою квартиру и пропала на целых две недели. Я думал что это время станет самым счастливым, но сильно ошибался. Или привычка, или что-то другое манипулировало мной и провоцировало новое недомогание. Сильное и невыносимое. Я не мог найти себе места, безостановочно расхаживал по комнате да и кусок в горло не лез. Только на работе я мог немного отвлечься, но когда возвращался домой все становилось по-прежнему – мысли, ломка, чувство вины. Я некрасиво поступил с Тарасовой, когда грубо отверг, хоть тем самым проявил заботу, но это не меняло сути. Я сделал ей больно. Теперь больно мне.