Люди часто смотрели на меня равнодушными глазами, но вот Варя смотрела влюбленными. Я всегда знал, чем могу заполнить эту пустоту внутри себя, но после знакомства с ней научился отвлекаться от наркотиков. Пусть на жалкое время, но все же. Мне стыдно признаться самому себе, но сейчас я более чем пуст. Прозрачен. И едва ли очередная доза наполнит меня, как это было прежде.
Не меняя горизонтального положения я все думал о жизни, чтобы не думать о ней. Когда ты молод, красив, здоров, тебе хватает глупости полагать, будто звезды, птички и добрые люди будут окружать тебя всю твою жизнь. Но если ты потаскан, болен, слаб и мерзок самому себе, то, глядя на все прекрасное, чувствуешь себя лишним в этом мире. Добрые люди, цветы, улыбки – фальшь. Завтра ты сдохнешь от передозировки, а добрые люди не перестанут улыбаться и даже цветов не принесут.
С самого детства меня не покидает ощущение подмены, что я проживаю чужую жизнь, ведь то, что требует мое тело, совершенно отвергает душа. Помню, как мелким мальчуганом, засыпал под крики алкоголиков, которыми кишила наша квартира, и мечтал проснуться другим человеком, но этого не случалось. Вечно пьяный отец и бессознательная мать – первое, что я видел, когда открывал глаза. Каждый божий день, как день сурка. Так длилось несколько лет.
Но в какой-то момент мою скуку и отчаяние разбавили наркотики. Мне было девять или десять, и тогда я посмотрел на свою жизнь с другого ракурса. Все началось с марихуаны. С убедительным лицом моя мать утверждала, что это не вреднее сигареты и волноваться о здоровье не стоит. До сих пор не понимаю, зачем пичкала меня всем этим. Я же не боялся эксперементировать, и вслед за травкой пришел героин.
Мне казалось, что я самый счастливый подросток на этой чертовой земле, ведь позабыл о болях и стал чувствовать себя отлично. Все симптомы испарялись, как только тоненькая игла касалась вены. Голова наполнялась розовым туманом, который уносил меня в беззаботные мечты. Сложно описать ту эйфорию, но она незабываема. Я был готов лишиться рук и ног, чтобы снова побывать в этом состоянии. Тогда я не понимал, что зависимость наступит мгновенно и моя жизнь навсегда разрушится.
Но всему предназначено заканчиваться. За райским кайфом последовала череда ломок и срывов. Туман в голове стал черным. Еще ребенком, мне было сложно понять, почему так больно, почему я плачу и почему хочу убить. И не только себя, а весь белый свет – неважно ребенок ли ты или старушка. Я жил от дозы до дозы и не помнил промежутков. Мой жизненный график напоминал пунктирную линию.
Бессонными ночами, разрывая зубами подушки я не мог не предположить, что может быть хуже, но судьба сделала укол в самое сердце. В тот день мама попросила нагреть ей ванну. Она была не в себе. Кричала. Ее тело неестественно выворачивалось, и я как никто ее понимал. Будучи разумным подростком я знал, что нельзя опускать кипятильник в воду, если в ней лежит твоя мать, но сущность что жила в нас думала иначе. Сгорая от ломки мама призналась, что я неизлечимо болен. Еще в утробе она наградила меня сей болезнью, но денег на аборт не нашла. Да и наркотой она делилась не из благих побуждений – все думала что сдохну. Черная правда из уст матери убило последнее, что делало меня человечным. Не моргнув глазом я вручил ей включенный нагреватель и та сгорела заживо.
На похоронах я не плакал. Да и какие там похороны? Муниципальные службы закопали ее как бомжа, под номером «029-А», в то время как отец находился в месячном запое. Впрочем, ее отсутствие он обнаружил не сразу. Помню, как кричал всю ночь ее имя и просил принести воды, мешая мне спать. Пройдет несколько лет прежде ем я осознаю черноту своего поступка. Мать говорила, что жить мне год-два, но я, проклятье, живу до сих пор. С тех пор не прошло ни дня, чтобы я не пожалел о содеянном, а с недавнего времени ошибки прошлого преследуют меня во сне и наяву.
Я пробовал бросить наркотики, но продержался только неделю. С тех пор я больше не пробовал. Да и какой в этом смысл? Смерть – вот мое будущее. И только такая же потасканная душа помогла мне обрести маленькую надежду.
Варя.
Я не испытывал к ней чувств, меня скорее удивляла ее самоотверженность и принятие меня, ведь даже мать меня не приняла. Мой эгоизм взял вверх. Мне хотелось прожить последние деньки будучи любимым кем-то. Бесчеловечно, знаю.
В аду давно пригрели место для меня.
Я привязался, правда. Тогда я понял, что сильно заигрался. И Варя ушла, а на смену ей вернулся голод. И вместо того, чтобы написать ей или позвонить, я снова берусь за иглу, дабы приблизится к тому, что уже неизбежно. Мне было суждено родится уродом. Мразью. Мертвецом. Но как бы не была обезображена моя душа, с ней я так не поступлю.