Когда Витя упал на пол, закрывая рукой кровоточащую рану, я вылетела из комнаты и заперла дверь на щеколду. Он продолжал кричать. Продолжал искать меня. Я же сидела на полу, восстанавливала дыхание и не переставала думать о том, как резко и круто изменилась моя жизнь.
Диктор, живущий в маленьком пыльном радио, поздравил с наступлением нового дня и пожелал мне удачи. Я ответила ему средним пальцем и кривой улыбкой, ибо наглец явно издевался.
К утру я так и не сомкнула глаз, даже несмотря на то, что Витя перестал буянить уже через час после инцидента. Голова шла кругом. Я не понимала, что мне делать, как быть, отправляться в школу или остаться с ним. Безумно тяжело оставаться хладнокровной и рассудительной, когда происходит подобное. По сути вещей я нахожусь в квартире с двумя глубоко больными людьми, которые непроизвольно, но могут причинить мне вред. Один уже причинил и не раз, но я продолжаю оставаться здесь, будто обзавелась своим личным наркотиком. Мои стихи – отвлекающее хобби по сравнению с тем, что я делаю сейчас. Но кое-что эти действия все-таки объединяет – ни то, ни другое не имеет, кажется, смысла. Находить рифму также бессмысленно, как и вылечить Витю одним лишь «У нас все получится!».
Пока на плитке кипела кастрюля с водой, я отворила щеколду, но зайти в комнату Вити так и не решилась. Доля обиды засела в моей груди, пусть это было не совсем честно. Я знала на что шла и сейчас обижаться – крайне глупо, но ничего не могла с собой поделать. Меня ранило. Глубоко. Намного глубже тех синяком, которые он оставил на моем теле.
Отхлебнув горячего чая, я накинула куртку, шапку, влезла в сапоги и еще какое-то время боролась с вредным механизмом, который мешал мне покинуть квартиру. Противный ржавый замок так и не хотел открываться. Психанув, я несколько раз вдарила по двери и она сдалась, но тем самым разбудила Звягина.
– Ты? – прорычал он, оказавшись в коридоре. Мятый, измотанный и с таким же прожигающим взглядом. Прошло столько времени, а он продолжал прибывать в другом мире. – Какого черта ты еще здесь?
Сглотнув горький ком, я переступила порог квартиры.
– Я уже ухожу, Витя, – мой голос дрожал. – Пожалуйста, береги себя.
– Пошла вон…
Дослушивать его было бесполезно, я просто нырнула вниз по лестнице и спустившись на несколько пролетов, нашла уголок, чтобы выпустить уставшую слезу. Не знаю хватит ли мне сил продолжать бороться, ведь тяжело будет всегда, а я уже ломаюсь. Как же это больно, когда тебя обижает родной человек, когда смотрит на тебя с ненавистью и желает смерти. Но вот осознает ли он?
Об этом можно было рассуждать вечно, только вот школа ждать не будет, а у меня и так много проблем с родителями, которые явно не рады новой Варе. Я уже собралась покинуть подъезд, но на самом выходе обнаружила, что забыла рюкзак. Мне ничего не оставалось, как вернутся.
Подойдя к двери Звягина, я несколько раз ударила по ней.
– Просто отдай мне мои вещи и больше меня увидишь! – мне пришлось перестраховаться, на тот случай если он решит меня проигнорировать. – Витя, я опаздываю! Пожалуйста, верни мне рюкзак!
К большому удивлению он все же открыл дверь, но только для того чтобы просунуть руку и бросить сумку на грязный подъездный пол, а потом еще издевательски понаблюдать, как я наклонюсь за ней.
– Ты неисправим, Звягин, – я потянула руку, на которой виднелось несколько синих пятнышек, и Витя резко вцепился в мое запястье. – Что опять?
– Варя?
Он полностью распахнул дверь. Смотрел, долго, то на меня, то на следы ночного безумства. Его напряженное лицо вытянулось. Взгляд смягчился. Просвет стал таким же неожиданным, как и затмение.
– Варька, прости меня, – виновато пробормотал он и крепко обнял. Я устало вдыхала ароматы его футболки, чувствуя слабость во всем теле. С меня будто выкачали жизнь. – Прости. Я не хотел.
Следующая школьная неделя началась отнюдь невесело и дело вовсе не в проклятьях матери, которая обещала навсегда закрыть меня дома, и не в том что Арина устроила в моей комнате пластилиновую выставку, мы получили результаты анализов – ВИЧ положительный. Мы сидели на уроке с пустыми лицами. Я, наконец, приняла горькую правду, пропустила ее через стену надежды и разрешила остаться в себе, а вот Витя был хмурым по другой причине. Результат анализов не был для него новостью, только что обнадежила не последняя стадия заболевания, его пожирало изнутри от недомогания. Было невыносимо наблюдать за его мучениями. Парень то и дело убирал испарины со лба, ломал карандаши и вонзался пальцами в парту.