- Может, теперь я стану такой, какие вам нравятся, раз буду жить в городе, - сказала она с надеждой.
До чего же приятно было, что Антония снова рядом, что можно видеть ее каждый день, почти каждый вечер! Миссис Харлинг находила у нее только один недостаток: уж слишком она увлекалась игрой с детьми, могла и работу забросить. Тони носилась с нами по саду, следила, "чья берет", когда мы сражались, бросаясь сеном в конюшне, изображала медведя, спустившегося с гор, и утаскивала Нину. С каждым днем она все лучше говорила по-английски и к началу занятий в школе болтала не хуже нас.
Я досадовал, видя, с каким восторгом Тони относится к Чарли Харлингу. Только потому, что он учился лучше всех в классе, мог починить водопровод, дверной звонок или разобрать часы, она, казалось, считала его чуть ли не принцем. Ни одна просьба Чарли не была ей в тягость. Она заворачивала ему завтраки, когда он собирался на охоту, чинила его перчатки, пришивала пуговицы к охотничьей куртке, пекла его любимые ореховые торты и кормила его сеттера, когда Чарли уезжал с отцом. Антония сшила себе из остатков старых вещей мистера Харлинга домашние туфли и шлепала в них по пятам за Чарли - ну просто не знала, как ему еще угодить.
Если не считать Чарли, то больше всех, я думаю, она любила Нину. Нине было всего шесть лет, но чувствовалось, что характер у нее посложнее, чем у брата и сестер. Она была капризной, обидчивой, одно любила, другое неизвестно почему терпеть не могла. От малейшей досады или огорчения ее карие бархатные глаза наливались слезами, она вздергивала подбородок и молча уходила. Напрасно мы кидались за ней и пытались ее уговорить. Она была непреклонной. В ту пору я считал, что только Нинины глаза могут становиться такими большими от слез и только она умеет так много плакать. Миссис Харлинг и Антония неизменно вставали на ее защиту. Нам даже не давали оправдаться. Обвинение звучало кратко:
- Вы довели Нину до слез. Ступай-ка, Джимми, домой, а ты, Салли, займись арифметикой.
Мне самому нравилась Нина, она была такой необычной, неожиданной, и глаза у нее были красивые, но часто мне хотелось задать ей хорошую взбучку.
Когда мистер Харлинг уезжал, мы проводили в их гостиной веселые вечера. Если же он был дома, детей рано укладывали спать - или они приходили играть к нам. Мистер Харлинг не только требовал, чтобы в доме было тихо, он хотел, чтобы жена занималась им одним. Обычно он уводил ее к себе в комнату в западной пристройке и целый вечер обсуждал с ней свои дела. А для нас, хоть мы и не сознавали этого, миссис Харлинг была необходима как зрительница, ведь, играя, мы всегда поглядывали на нее, не подскажет ли она нам чего. Ничто не льстило нам так, как ее короткий смешок.
В спальне мистера Харлинга стоял письменный стол, а у окна - кресло, в которое никто, кроме него, не садился. По вечерам, когда он бывал дома, я видел его тень на шторе, и даже тень казалась мне высокомерной. Миссис Харлинг никого вокруг не замечала, если муж был рядом. Перед тем как он ложился спать, она всегда относила ему пиво с кусочком семги или анчоусами. Он держал у себя в комнате спиртовку и французский кофейник, там жена и варила для него кофе, когда бы он ни пожелал, даже среди ночи.
Отцы семейств в Черном Ястребе по большей части ничем, кроме своих домашних дел, не интересовались: платили по счетам; отсидев в своих конторах, гуляли с младенцами, катая их в детских колясках; поливали газоны из распрыскивателя, а по воскресеньям вывозили на прогулку домочадцев. По сравнению с ними мистер Харлинг казался мне исполненным величия и власти. Он разговаривал, натягивал перчатки, здоровался с видом человека, сознающего свое превосходство. Роста он был невысокого, но ходил с надменно поднятой головой, что придавало ему важный вид, а глаза его всегда смотрели дерзко и вызывающе. Именно такими я представлял себе тех "благородных господ", о которых постоянно вспоминала Антония; так же, как Христиан Харлинг, они, наверно, носили пальто с пелериной, и так же поблескивал у них на мизинце перстень с бриллиантом.
Но если отца не было дома, у Харлингов всегда царило оживление. Одни только Нина, Антония и миссис Харлинг подымали такой шум, будто в доме полно детей, да еще обычно кто-нибудь играл на пианино. Джулия единственная - занималась музыкой в определенные часы, но понемножку играли все. Когда Френсис приходила днем из конторы, она не отрывалась от пианино, пока не подавали обед. Салли, прибегая из школы, прямо в пальто и шляпе усаживалась за пианино и барабанила на нем мелодии, занесенные в наш город с плантаций бродячими певцами-неграми. Даже Нина умела играть "Шведский свадебный марш".
Сама миссис Харлинг когда-то училась музыке у хорошего учителя, и теперь она ухитрялась каждый день выкраивать время, чтобы поиграть. Я скоро усвоил, что если миссис Харлинг сидит за пианино, когда я появляюсь у них с каким-нибудь поручением, то надо сесть и тихо ждать, пока она не обернется. Как сейчас вижу: плотная, маленькая миссис Харлинг уверенно сидит за инструментом, ее короткие, пухлые пальчики быстро и ловко бегают по клавишам, серьезный, сосредоточенный взгляд устремлен на ноты.
4
Не надо мне вашей трухлявой пшеницы,
И мне ваш ячмень не мил,
А спеку я пирог из лучшей муки,
Чтобы Чарли доволен был.
Мы распевали эту песенку, чтобы подразнить Антонию, которая сбивала в большой миске крем, готовя любимый торт Чарли. В этот осенний вечер стоял такой бодрящий холодок, что было приятно, наигравшись в пятнашки, вернуться со двора на кухню. Мы скатывали шарики из жареной кукурузы с сиропом, когда в заднюю дверь кто-то постучал, и Тони, выронив ложку, бросилась открывать. На пороге стояла пухлая розовощекая девушка. Она была хорошенькая, скромная с виду и очень мило выглядела в своем синем кашемировом платье, маленькой синей шляпке и аккуратно накинутой на плечи клетчатой шали; в руках она держала неказистую сумочку.
- Здравствуй, Тони! Не узнаешь? - спросила она приятным низким голосом, лукаво взглянув на нас.
Антония ахнула и отступила:
- Да это Лена! Конечно, не узнала, ишь как ты разодета!
Лена Лингард рассмеялась - видно, ей приятно было это слышать. Я тоже в первую минуту не узнал ее. Раньше я никогда не видел Лену в чулках и туфлях, не говоря уж о шляпе. А тут она стояла перед нами причесанная, наглаженная, одетая по-городскому и улыбалась без малейшего смущения.