Выбрать главу

  Часть вторая

  "Ни единою буквой не лгу: он был чистого слога слуга;

  Он писал ей стихи на снегу - к сожалению, тают снега...

  Но тогда ещё был снегопад, и возможность писать на снегу.

  И большие снежинки, град, он губами хватал на бегу...

  Но к ней в серебреном ландо он не добрался..."

   В.Высоцкий

  "Но ведь дуб молодой, не разжелудясь,

  Так же гнётся, как в поле трава...

  Эх ты, молодость, буйная молодость,

  Золотая сорвиголова!"

   С.А.Есенин

  Глава 5

  Счастлив я, когда ты голубые / очи поднимаешь на меня:

  Светят в них надежды молодые / - небеса безоблачного дня.

  Горько мне, когда ты, опуская / тёмные ресницы, замолчишь:

  Любишь ты, сама того не зная, / и любовь застенчиво таишь.

  Но всегда, везде и неизменно / близ тебя светла душа моя...

  Милый друг! О, будь благословенна / красота и молодость твоя!

   И.А.Бунин

  1

  В Москву студент-пятикурсник Кремнёв приехал 6-го сентября, когда Меркуленко с Жигинасом были уже на месте и обживали 13-й блок на 15-м этаже зоны "В", куда их троих поселили согласно предварительным спискам, спустив с 20-го этажа башни, где они обитали весь 4-ый курс. И если там они занимали одну из 4-х наличествующих на этаже комнат, с общими для всех проживающих удобствами, - то теперь им, выпускникам, был уже предоставлен 2-комнатный жилой блок с собственным душем, умывальником и туалетом. Отдельная 2-комнатная квартира, по сути, пусть и без кухни, с изолированными друг от друга комнатами и шикарной дубовой мебелью. Красота, да и только! Живи - не тужи, спокойно пиши диплом и готовься к выпуску!

  На учёбу на этот раз Максим собирался светящимся и возбуждённым словно жених на свадьбу, каким прежде из отчего дома не уезжал - расставался с родителями тяжело всегда, с томлением, а часто и болью в сердце. Да и в Москве он сильно скучал по ним все четыре студенческих года и, сломя голову, мчался домой на побывку, как только предоставлялась такая возможность, когда в занятиях образовывалось "окно"... А тут его словно бы подменили, и родители ушли на второй план, как и тоска по родине. На первый же вышла Мезенцева Татьяна, БОГИНЯ сердца его и души, про которую он сутками дома думал, блаженством и счастьем светясь, ни на секунду не выпускал милый образ девушки из головы, и на встречу с которой всем естеством стремился.

  Поэтому-то бодрым, восторженным и весёлым он прощался с родителями на вокзале - без тени грусти и боли в глазах и душе, - счастливым, спокойным и гордым ехал в Москву пять с половиной часов кряду, куражной широкой улыбкой встретил друзей в общаге - прямо как братьев родных. Он несказанно обрадовался им обоим, крепко обнялся с каждым, последние новости коротко, на ногах обсудил, внимательно и заинтересованно рассмотрел по очереди Кольку с Серёжкой - на предмет того, изменились ли его кореша за лето, и как сильно изменились, и в какую сторону? И что у каждого из них, самое главное, глобального в жизни произошло, или же судьбоносного?

  После беглого, шапочного разговора на новом месте и получения Кремнёвым постельного белья у коменданта, друзья быстро собрались и втроём поехали пить пиво к китайскому посольству, излюбленному месту сбора студентов МГУ. Чтобы уже там, лёжа на зелёной лужайке возле небольшого пруда с бутылками "Жигулей" в руках, спокойно и весело поговорить по душам после двухмесячной летней разлуки, сердца стосковавшиеся соединить, вынужденно разделённые каникулами.

  До позднего вечера они трое пропьянствовали и проболтали на берегу крохотного водоёма, любуясь белыми лебедями, царственно украшавшими рукотворный пруд. Потом, когда уж совсем стемнело и стало холодно по-осеннему, они вернулись в общагу, весёлые и пьяненькие, закрыли свой блок изнутри, по жилым комнатам разбрелись и плюхнулись там на койки устало. Жигинас ушёл спать к себе, а Максим с Меркуленко, пожелавшие и дальше жить вместе, уединились в своей комнатушке. И долго ещё лежали и трепались потом, полусонные, делились летними приключениями и приколами, что накопились у каждого в стройотряде и навечно закрепились в памяти этаким духоподъёмным тавром, что сродни эликсиру молодости. Кто сам когда-нибудь и что-нибудь строил, жертвовал собой для других, время и силы на это тратил, здоровьем подчас рисковал, а то и жизнью, - тот подобные душещипательные разговоры строителей-ветеранов поймёт: какие они бывают долгие, жаркие и упоительно-сладкие...

  Наговорившись и навспоминавшись всласть, друзья только тогда пожелали друг другу спокойной ночи, поплотнее укутались одеялами и закрыли глаза, готовясь уснуть крепким и безмятежным сном, как богатыри после сечи. Колька Меркуленко сразу же и засопел, отвернувшись к стенке. А Максим... Максиму нашему не спалось - даже и после утомительного многочасового переезда в Москву и пива... Минут через десять он открыл глаза, перевернулся на спину, скрестил на груди руки и долго лежал неподвижно как мумия, уставившись в потолок, - всё про Мезенцеву Таню думал, испытывая лёгкую по телу дрожь и сладостную в душе истому. Лежал и гадал: где она сейчас? куда её с подругами поселили? на какой этаж, интересно?... Только бы не в башни, что напоминали собой чердаки, где они сами в прошлом году жили, - мечтал-загадывал он. - Там ему с ней крайне тяжело будет встретиться и поговорить: там каждый человек на виду как часовой у мавзолея Ленина...

  "Завтра до обеда, когда Мезенцева с подругами на занятия уйдёт, - мысленно решил он ближе к полуночи, - надо будет пройтись по этажам корпуса, посмотреть списки жильцов каждого блока: они рядом с комнатой кастелянши обычно висят на доске объявлений... Наш факультет четыре этажа в зоне "В" занимает - и сделать это будет не сложно: обойти этажи. Выясню, где она живёт, и потом встречу её после учёбы у лифтов. В лифтовом холле народу много вечно толпится во второй половине дня: никто и не обратит на меня внимания, не заподозрит и не поднимет на смех, не станет косточки перемывать ей и мне... Да-а-а, так всё и сделаю, именно так. План хороший. Ну а теперь давай спать, Максим: утро вечера мудренее..."

  2

  На другой день, проснувшись в половине 10-го утра, Кремнёв на занятия не пошёл, как, впрочем, и Меркуленко с Жигинасом, которые всё ещё сладко дрыхли на своих мягких кроватях. Рано вставать никому из них уже не хотелось - чтобы угорело нестись в стекляшку как первокурсникам к 9-ти часам, к первой паре, то есть. Да и самих пар-то уже не осталось, фактически, и ходить им стало некуда, увы, и незачем: плановые занятия у 5-курсников истфака закончились почти. В расписании у них остался лишь полугодовой лекционный курс по научному коммунизму, совершенно необязательный и пустой как рукопожатие незнакомца, да ещё несколько таких же полупустых семинаров, на которые можно было ходить через раз - для галочки. И только... А всё остальное время по плану 5-курсники-выпускники обязаны были писать диплом под надзором научного руководителя, а в марте тот диплом защитить на кафедре; потом пройти 2-месячную научную практику под присмотром всё того же кафедрального педагога-наставника, после которой начать готовиться уже к самим гос"экзаменам, чтобы подвести итог пятилетней учёбы... Ну и потом, после успешной сдачи оных, выпускникам оставалось лишь получить диплом у инспектора курса и нагрудный знак МГУ - голубой ромбик в перламутровой рамочке с золочёным гербом СССР в середине - и быть свободным на все четыре стороны в июне-месяце. Университет для каждого из них тогда останется в прошлом...