— Расскажи мне историю какую-нибудь.
— Ох, я тебе уже все истории рассказал… Ты мне не рассказываешь, когда я прошу.
— Потому что тебе нужны грязные истории, как меня кто-нибудь ебёт. А я не хочу таких историй о себе.
— Да, конечно, историй ты не хочешь, но по-ебаться…
— Я тебе не твоя бывшая женушка «и в пипку, и в попку, маленькая девочка ня-ня, мя-мя…» Правильно я написала о ней стих злой. Она наверняка меня ненавидела минутами, но она такой трус и притвора. «Что вы! Я дама!..» От Адама! А меня принесли на землю падшие ангелы. Люцифер и еще бог Вакх…
— Ты можешь быть горда. Ты ее победила.
— Я не горда. Потому что я тоже не с тобой…
— А где же ты? Ну-ка, кроколище, иди сюда, я тебя помну. Историю… История про Машу и мешок денег. Маша споткнулась о мешок и поставила себе еще один синяк на ноге и, взяв мешок, пришла домой. Посчитав деньги, она пошла в BHV[127] и купила там десять разноцветных тетрадок и авторучек с золотыми перьями. Потом она купила свечи, потом елку, потом вторую, потому что первая ей показалась слишком маленькой. Она купила шары и шесть «packs of beer»[128], чтобы каждое утро не ходить. Придя домой, она посчитала деньги и решила на хуй не ходить на работу.
— Это нехорошая сказка. Маша на самом деле устроила бы большую пати. И обязательно позвонила бы писателю. Дала бы ему тоже немного денег из мешка. Маша бы так сделала.
— Ну хорошо. Другая сказка про Машу и принца с кокушками. Машу позвали на пати. Но она подумала — ну ее на хуй, эту пати…
— Но так как противный писатель был, как всегда, занят, она решила пойти! — перебила Машка.
— Она вошла и увидела принца-брюнета!
Машка засмеялась. Писатель почему-то был уверен, что ее идеал был брюнет. Но даже Марсель, с которым она познакомилась и определила для роли любовника, — а она кое-что, конечно, рассчитала, он уже занял роль любовника, который должен будет что-то сделать, как-то повлиять на писателя, чтобы тот проснулся, наконец? — он не был брюнет, и писатель не был брюнетом, и вообще, Машка сама почти была брюнеткой!
— Да и весь он выделял…
— Пот! — захихикала певица.
— Нет, чувства, как некоторые люди пот. У него нога была на ногу, и он ею покачивал. А брюки на нем были специальные, так что видны были кокушки…
Машка сразу вспомнила фото редактора «Актюэля», на котором он подпрыгивает, зажимая свои кокушки, пряча и это куда более «obscene»[129], чем с видимыми. И Марсель так ее веселил, подпрыгивая.
— И он подошел к Маше и сказал, — писатель разыграл брюнета: — «Я сделаю так, что вам будет хорошо, как никогда!» и взмахнул кокушками! Потом они поехали на машине в цветах и шампанском. И Машка хватала принца за кокушки. Так, что он их потерял по дороге. Вот какая Маша была сумасшедшая!
— Но это еще не конец, когда она увидела, что у него нет больше кокушек, она его выгнала из машины. Она его специально хватала, чтобы он их потерял, чтобы от него свалить можно было! И она поехала со своими цветами, шампанским к писателю.
— Да, как же…
— Вот видишь, какой ты. Ты Машу видишь эгоисткой, с каким-то принцем. Амоя Маша только и думает, как бы к писателю попасть, все время к нему рвется. Все мои сказки заканчиваются тем, что она хочет к писателю А ты ее не хочешь…
— Это только в сказке Маша хочет. А на деле она грубиянка наглая, только и думает, как бы кого за кокушки схватить, никогда ничем не довольная!
— Она и такая и сякая. Я не poupee [130] из фильма Жоэля Сериа. Я не буду тихо сидеть в уголке и плакать, если меня не будут любить и ебать. Я буду злая!
— Да, настоящая русская женщина Мария… Ох, спи, убоище. Спок но…
Машка, конечно, долго не могла уснуть, и в голове у нее, в ее вечном кино, мелькали принцы-Марсели с кокушками, маленькими и удобно размещающимися в ладошке. Но приходил писатель и уводил Марию с красными волосами. И в руке у Машки оставались золотые яички курочки Рябы.
Поколение писателя — люди, рожденные во время войны и сразу после нее, — еще прибегало к сравнению с литературными героями. Они могли упомянуть персонаж Хемингуэя или самого Хема. Поколение Машки в своем большинстве сравнивало с героями действительно увиденными. И не в своем театре воображения, не в лаборатории мозга, когда прочитанное метаморфозировалось в реальное, почти ощутимое. Нет, с увиденным в кино! Героев книг последних двадцати пяти лет не помнили. А если и да, то не по книгам, а по фильмам, сделанным с книг.