Тёмная комната пугала своей мрачной таинственностью и, одновременно, вызывала чувство нежного трепета перед чем-то более могущественным, чем он сам - простое смертное существо. Комната же, казалось, существовала всегда, и трудно было представить, что такая темнота могла ютиться где-то помимо этого места. Она была самим синонимом слову "величественность", поэтому так хотелось из самой пустоты, мрака, создать что-то, чтобы стало частью этой комнаты - частью вечности.
Норманн поймал себя на мысли, что не заметил, как от этих соображений перешёл к общению с самим собой. Это ужаснуло его ещё больше - он и впрямь болен. Но что если можно как-то себе помочь, ведь осознание проблемы - первый шаг на пути к её решению? А что если нет?
Оторвав лист, Норманн написал на одной стороне слово "Смерть", другую же оставил пустой. Подкинув ребром вверх, он ожидал от этой бумажки дальнейшей своей судьбы, как будто это что-то бы и впрямь решило. Лист блокнота, взвившись в воздух, проделал несколько кульбитов и приземлился возле ножки кровати на сероватый (под стать всей атмосфере) пол. Норманн, бросив мимолетный взгляд на листок, уже знал, какой стороной он упал. Медленно отцепив иглу капельницы от своей руки, он направился в туалет. Облегчившись и тщательно умывшись, Норманн последовал прямо к капельнице, которую врачи ещё не успели убрать. Он повертел в руках довольно массивную иглу, которая ещё недавно была у него в вене. Несмотря на то, что Ньюман никогда не ценил по-настоящему жизнь, даже напротив, всячески ею рисковал, считая яркость моментов, лучше долголетия. Однако этот момент он хотел растянуть намного дольше, к примеру, записав что-то, но ничего упорного не лезло в голову. Норманн перевёл снова взгляд на иглу. Такая игла одним резким движением запросто могла бы избавить от земных тягот человека. "Но сама жизнь не является большей тяготой, жизнь не Н. Ньюмана, а пациента 100524?" - подумал он и, отбросив иглу, снова лёг в постель. Капельницу тот час пришёл забрать врач, который принёс с собой также еду и лекарства. Ньюман, повертев в руках пластиковый стаканчик с таблетками, опустошил содержимое, проглатывая их одну за другой. Норманн не стал притрагиваться к еде, ведь понимал, что минут через пятнадцать-двадцать его снова ждёт мир забытья; мир, в котором не нужна будет пища и другие тяготы материального мира. Норманн, откинув подушку, насколько хватило сил - ровно на половину палаты, оставался лежать, уставившись в гладкий потолок своей новой временной комнаты. Листок, приземлившийся у ножки кровати, продолжал странным образом стоять ребром, вопреки всем законам физики.
Глава 4. "Секта свидетелей здравого смысла".
Норманн стоял на крыльце одного из домов по Генри Форд Стрит - одного из тех однотипных белых домиков, что строили ещё пять лет назад. Позднее и их признали слишком затратными в производстве, не соответствующими идеологическим стандартам, заменив на не менее невзрачные многоэтажные комплексы - коммуны. Несмотря на то, что сейчас на строительство домов типа "Алюм" наложили запрет (так как на них, якобы, уходило большое количество алюминия, необходимого в военной промышленности), он сам помнил, что было время, когда все государственные СМИ нахваливали эти дома за удобство, мобильность, устойчивость к коррозии.
По обыкновению, Норманн разблокировал кодовый дверной замок универсальной карточкой, которой государство снабжало всех работников КПБИ для таких целей. Войдя в дом, он сразу увидел кардинальное отличие от остальных жилищ. При входе на стене висел не телеэкран (который находился стандартно в подобных помещениях), а старенькая картина. Норманн засмотрелся на неё, ведь таких вещей он не видел с самой юности, когда антиквариаты и галереи ещё были целы. Вспомнив, для чего пришёл, он повернул в комнату направо. Там располагалась спальня; в ней Норманн также нашёл несколько необычных вещей. На кровати лежал изношенный именной перочинный нож, со слегка обломанным кончиком. Раньше такой имел каждый уважающий себя парнишка. Предназначение второй он даже не знал. Вещь была довольно тяжела и напоминала кусок металла с ручкой.
Выйдя из спальни, Норманн направился в кухню; писателя по-прежнему нигде не было, поэтому сразу направился в последнюю комнатку - уборную. Зайдя, он тщательно проверил примыкающую к боковым отдушинам стену на наличие различных деформаций, хотя прекрасно понимал, что человеку невозможно было бы поместиться в столь тесном пространстве между двух стенок. Сдвигая зеркало, он услышал кашель за своей спиной.
- Думаю, Вы ищите меня, - Норманн повернулся и увидел небольшого худощавого человечка с пепельно-пшеничными волосами, гладко зачёсанными на старинный манер. Он стоял по-военному подтянуто и гордо, однако, опираясь на простенькую трость. Несмотря на то, что мужчина был довольно молод (что подтверждала наводка), его лицо, особенно лоб, покрывали глубокие морщины.
- Вистан Хьюз младший, Вы арестованы Комитетом по борьбе с инакомыслием, Вы обвиняетесь...
- Да, я понимаю причину. Я почти готов. Разрешите сделать последнее дело, это не займёт и пяти минут, и полностью подчинюсь закону, - Ньюмана поразило спокойствие, звучавшее в голосе мужчины. Обычно, подозреваемые зная, что последует за этими словами дальше, начинали суетиться, реветь и даже нападать на сотрудников КПБИ, при этом осознавая, что у них нет шансов. Люди будут цепляться за жизнь всеми возможными способами, в надежде урвать ещё хотя бы пять минут существования, даже если после этого их будет ждать ещё большая пытка. Норманн утвердительно моргнул. Хьюз, хромая, скрылся в спальне, а через мгновение выбежал с небольшим свёртком.
- Что там? Оружие?
- Нет, всего лишь бумажная книга. Я понимаю, что никто не возьмётся в наше время за чтение бумажных книг, когда есть более доступные источники, но это единственный способ увековечить свои мысли, при этом не боясь слежки. Это уже вторая моя книга.
- Я был ознакомлен с делом, там не было ничего сказано о том, что Вы писали именно книги.
- Да, знаю. Там, скорее всего, сказано, что я работал сценаристом для Главной государственной киностудии, актёром в мелких передачках. Верно?
- Верно, - Норманн в подтверждении своих слов едва качнул головой.
- Сейчас не прославишься благодаря литературе, в классическом понимании этого слова. Ради заработка, общественного признания и других регалий, приходилось немного идти в разрез собственным принципам - издавать различный шлак, который бы понравился всем. Что-то лёгкое, развлекательное, до ужаса тривиальное. Вот критика - это уже другое дело. С неё-то я и начинал свою писательскую карьеру как только зажглись первые огни революции. Я обличал прошлую власть, зарабатывающую на народе; воспевал перемены, которые должны были произойти в обществе - тогда мировая система стремительно менялась, люди тоже пытались тоже что изменить. Каждый помогал "поддерживать этот огонь" как мог: кто-то жертвовал большие суммы денег, кто-то писал статьи и делал агитки...
- А кто-то в юношеском возрасте взялся за оружие, - дружелюбно добавил Норманн. В ответ Хьюз также по-дружески похлопал его по плечу. Ньюман за время разговора проникся глубоким уважением к этому мужчине, который вместе с ним менял государство к лучшему. Он и не заметил, как оказался с человеком, которого государство обвиняло в идеологической измене, за одним столом в кухне при довольно мирным разговором.
- Но оказалось, что эта революция ни к чему не привела. Напротив, народ получил то, что не хотел больше всего и против чего боролся.