А в машине моя притихшая подруга Лариска вдруг призналась:
— Знаешь, что он мне сказал, когда мы после интервью пошли осматривать дом?
Она улыбнулась и стала похожа на ботичеллевскую Венеру.
— Он сказал, что все время хотел меня поцеловать. И эта мысль мешала ему серьезно отвечать на твои вопросы.
Я же говорила, что жизнь Тонино гораздо насыщеннее, чем кажется на первый взгляд!
Чистая арифметика
В редакции газеты «Вич-инфо» работали 17 человек — включая двух архивариусов-библиотекарей. 20 сотрудников насчитывала служба Главного Художника — включая корректуру, бильдредакторов, сканерщиков и пр. Всего — 37 человек. А вот в издательском доме «В-И», согласно списку, более 600! Пока у нас выходили многочисленные газеты, включая мой родной «Декамерон», я даже не задавалась вопросом — кто эти 600? Ну, пусть 500 — минус сто, работающих в разных наших изданиях. Издательство по-прежнему казалось мне богатым и неиссякаемым, как Тихий океан.
Я никогда не ходила на корпоративные новогодние вечерки. Когда в одном, как правило, тесном месте собираются несколько сотен человек — ни выпить, ни закусить, ни поговорить не удается. От своих сотрудников я слышала далеко не лестные отзывы об этих мероприятиях — тесно, скучно и голодно. Причем средства затрачивались на это немалые.
И даже в кризис — когда уже задерживались зарплаты, сокращались оклады, и было понятно, что без серьезных потерь не обойтись, — вечеринку все равно не отменили. Упрямство, с которым Хозяин тратил деньги на это бессмысленное мероприятие, было мне непонятно. За 12 лет я не посетила ни один корпоратив — о чем вот именно сейчас жалею, могла бы живописать это событие. Тогда бы я, может, могла бы понять, кто эти многочисленные гости, которые вели себя вполне как хозяева, — ну они и были хозяевами, раз здесь работали. Вот только где? Кем? Мои ребята тоже недоумевали: чем эти люди занимаются в издательском доме?
Весной Костылин стал посещать меня со странной песней — тиражи малых изданий стремительно падают, они уже не окупают себя. Самое плачевное состояние — у глянцевого журнала, которым руководили Ясная и Недобежкин. Затраты на него уже зашкаливали за пару миллионов долларов, а тираж не только не подрастал, но, как выражался тот же Костылин, имел тенденцию к сокращению. Я знала об особом отношении Костылина к Ясной: с первого номера журнала Юлечка ясно дала понять рекламному отделу, что собирается создать отдельную собственную службу и допускать к финансовым делам журнала Костылина совсем не собирается. Он рвал и метал, негодовал и буйствовал, но перечить Ясной, конечно, не мог.
А между тем журнал создавался в обстановке строжайшей секретности. Сотрудникам было запрещено не только общение, но и мимолетные разговоры в столовой с коллегами из «Вич-инфо». Боялись, видимо, утечки информации — чтобы мои ребята — не дай Бог! — не украли темы. Но пока наблюдалось воровство только в другую сторону — наши публикации нещадно эксплуатировались журналом. Правда, я смотрела на это спокойно — цифры наших тиражей были несопоставимы.
Запретить общение сотрудников оказалось делом нереальным — к нам все равно поступала регулярная информация о том, что творилось на 6 этаже. А там наметился конфликт между Ясной и ее первым заместителем Недобежкиным, причем конфликт этот только углублялся, что-то они там никак не могли поделить. Власть, скорее всего. В редакции курсировали слухи о том, что Ясная пользуется неограниченным доверием Хозяина, может взять любую сумму и даже не отчитаться за нее к великому ужасу педантичных бухгалтеров. Говорили и о том, что Ясная прикупила домик в Испании и уже перевезла туда родителей и сына, а сама активно учит испанский язык.
Меня все это волновало очень мало — раз это не касается газеты, редакции, коллектива, значит, и меня не касается. Мы жили параллельными жизнями — и меня это устраивало. Огорчал «Декамерон». Поникшая Павленкова, которая теперь возглавляла газету и была, собственно, единственным ее сотрудником, держала нос по ветру, и этот нос подсказывал ей, что малые издания скоро закроют из-за их финансовой несостоятельности. Дело в том, что оставшиеся три газеты — в том числе и дорогой моему сердцу «Декамерон», объединили в одну редакцию, и главным над всем этим поставили Костылина, который и предложил эту схему объединения якобы для экономии денежных средств.
Но тираж «Декамерона» оставался стабильно высоким — даже после всех экспериментов с редакцией, когда там работал фактически один человек. Тираж более ста тысяч экземпляров в месяц — это хороший тираж. Газета, которую никто не продвигал на рынке, не рекламировал, не развивал — оказалась очень живучей. Я была уверена, что при столь высоком тираже ей не грозит закрытие — не надо обладать математическими способностями, чтобы посчитать расходы на одного сотрудника и типографию — и прибыль от ста двадцати тысяч тиража. Но Павленкова что-то чувствовала своим чутким носом и выглядела растерянной.