Александр Евгеньевич подзывает официанта: «Милейший, мы бы хотели заказать свежий, и, заметь, спелый арбуз». Лицо официанта вытягивается, но он не смеет сказать «нет» именитому посетителю. Натянуто улыбается и бежит к метрдотелю. Метр уходит посоветоваться в глубины кухни — то ли к повару, то ли к директору. Через пять минут директор — выходец из той страны, чьим именем назван ресторан, — улыбаясь во все свое широкое лицо и раскинув руки приблизился к нам. Бовин что-то сказал ему по-узбекски — тот совсем растаял. Они постояли, обнявшись, посреди изумленного зала.
Через полчаса у нас на столе стоял красиво декорированный арбуз — свежайший и наивкуснейший. Так и осталось загадкой, откуда его приволокли среди лютой зимы?
Бовин приехал в редакцию и пошел к Марку Львовичу разбираться. Первые слова, сказанные цензору, были: «Я как раз пишу статью о работе цензоров на территории Советского Союза, мне необходимы живые и свежие факты». Дальше они говорили за закрытыми дверями, но в результате все слова в моем интервью остались на своем месте. Вечером я встретила старого цензора в гардеробе. Спросила про Бовина. Марк Львович ответил:
— Максимальное наказание, которое я могу получить — отправят на пенсию. А мне и пора туда. Так что свобода дороже, — он по-мальчишески закинул шарф на плечо и гордо удалился.
Вспомнила я эту историю не случайно. Осенью юристы с курьером прислали мне письмо из грозной организации, созданной специально для надзора за СМИ. Там сообщалось, что поступил «сигнал» (вот она, советская терминология!) от учителей Ивановской области, которые возмущаются тем, что газета «Вич-инфо» продается в открытом доступе в киосках, а рядом с киосками — школы, а в школах неразумные дети, на которых наша газета может дурно повлиять. Письмо ивановских учителей тоже прилагалось. По этому поводу меня вызывают на разборки в грозную организацию. Юристы уже связались с ее руководством — ничего хорошего предстоящая встреча не сулила. Надзиратели за нравственностью были настроены решительно вплоть до закрытия газеты в худшем случае. А в лучшем можно было ждать решения о продаже газеты в ламинированных пакетах и в специально отведенных местах, что означало тоже ее закрытие потому что отведенные места — это секс-шопы, где посетителей в миллион раз меньше, чем покупателей в газетных киосках.
Юрист Наташа была невозмутимой. А меня терзали предчувствия, и от страха сосало под ложечкой. Наташа уже собрала массу бумаг, которые призваны были доказать не порнографическую направленность издания — в том числе мнения врачей и юристов (купленных, разумеется, за деньги Хозяина). Меня попросили приготовить свои награды — единственную медаль за вклад в культуру — доказательство того, что газетой руководит не помешанная на сексе маньячка, а профессиональный и уважаемый журналист.
Запахло Новым годом. Каждый декабрь наша юридическая служба присылала письмо, напоминающее, что последний в году номер газеты должен быть девственным — ни оголенных тел на фотках, никаких половых болезней и сексуальных откровений, ни-Боже упаси! — слов «секс», «оргазм», «презерватив» и пр. Этот номер внимательным образом вычитывался самими юристами, они же потом тщательно просматривали все картинки, подписывали каждую полосу, исправляли или отмечали места, с их точки зрения безнравственные, и только потом газета отправлялась в печать.
Все это делалось для Министерства печати — каждый последний номер года отправляли туда в подтверждение, что наша газета — информационно-развлекательная, научно-познавательная, и вообще детей приносит аист.
Мне была не совсем понятна эта игра — любой работник министерства может купить газету в любом киоске и убедиться, что последний номер каждого года — это потемкинская деревня и чистой воды обман. Но игра продолжалась из года в год, и я только диву давалась, почему этот обман не вскрывается.
Предстоящие разборки в Госнадзоре — это уже серьезно. Им не потащишь новогодние выпуски-обманки, у них уже собрана подшивка за весь год. Вот тут встрепенулся Хозяин. Даже снизошел позвонить мне — с просьбой разыскать Кучерену и попросить его о помощи, все-таки юрист и член Общественной палаты. Но Кучерена, как я уже упоминала, оказался недоступен даже по прямому мобильному телефону. И мы с Наташей с кучей папок и документов и с моей медалью наперевес пошли на таран негласного олимпа цензуры.