Глава 1
Он умирал уже сто семьдесят дней и все же не был мертв. Он сражался за жизнь с яростью зверя, угодившего в ловушку. Он был в умопомрачении, гнил заживо, но время от времени примитивный его разум восставал из пылающего кошмара битвы за выживание и обретал некое подобие нормальности. Тогда вздымал он ничего не выражавшее лицо свое к Вечности и бормотал:
— Ну что такое со мной-то? Помогите, ядреные боги! Помогите, и всё.
Богохульство ему легко давалось: так он говорил всю свою жизнь. Он рос в сточной канаве двадцать пятого столетия и привык изъясняться языком помоек. Из всех отбросов общества он казался наименее ценным и обладал наибольшими шансами выжить. Он цеплялся за жизнь и молился, пользуясь богохульным наречием, но время от времени мятущийся разум его перескакивал лет на тридцать назад, в детство, и тогда ему вспоминалась старая песенка-нескладуха:
Гулли Фойл — таково мое имя,
Мне приютом — небесная твердь,
С Терры жизнь от рожденья влачу я,
Ну а цель у меня — только смерть.
Он был Гулливером Фойлом, помощником механика третьего класса, тридцати лет от роду, крепкого телосложения и вспыльчивого нрава. Он дрейфовал в космосе уже сто семьдесят дней. Он был Гулли Фойлом, смазчиком, уборщиком, бункерным грузчиком. Чересчур легкомысленный, чтобы о чем-то тревожиться, слишком туповатый, чтобы чему-то радоваться, слишком пустой, чтобы с кем-то дружить, чересчур ленивый, чтобы в кого-то влюбиться. Летаргическое состояние его характера хорошо иллюстрируется записью в официальном реестре Торгового флота:
ФОЙЛ, Гулливер, л/д AS-128/127:006
Образование: нет
Особые навыки: нет
Личные качества: нет
Рекомендации: нет
Краткая характеристика сотрудника. Человек физически сильный, с недюжинным интеллектуальным потенциалом, развитие тормозится недостатком амбиций. Личностная энергия в минимуме. Стереотипный Обычный Человек Непредвиденный шок способен его пробудить, но психологам не удалось подыскать к нему ключика. Для повышения по службе не рекомендуется. Развитие личности зашло в тупик.
Он действительно зашел в тупик. Он плыл по течению жизни тридцать лет, словно броненосец, ленивый и ко всему безразличный, Гулли Фойл, стереотипный Обычный Человек. Теперь, однако, он дрейфовал в космосе сто семьдесят дней, и ключ к его пробуждению уже был вставлен в замочную скважину. Вот-вот он повернется и откроет дверь для нового холокоста.
Космический корабль «Кочевник» завис примерно на полпути между Марсом и Юпитером. Какая бы катастрофа с ним ни стряслась, ясно было одно: нечто вроде тонкой стальной ракеты, длиной сто ярдов и шириной сто футов, врезалось в него и содрало всю обшивку, оставив скелет, на котором хаотично болтались фрагменты кают, палуб, переборок и поручней. Огромные дыры в корпусе пропускали яростный солнечный свет с одной стороны и льдистый звездный — с другой. «Кочевник» висел в недвижной невесомой пустоте, между слепящим солнцем и непроглядной тьмой, вымороженный и безгласный. Искореженный корабль заполняли плавающие в невесомости мертвенно-стылые обломки, что придавало его внутренностям сходство с моментальным фотоснимком какого-то взрыва. Гравитационное притяжение обломков, хоть и незначительное, постепенно собирало их в более крупные кластеры, а те временами растаскивал, расчищая себе путь, единственный выживший в катастрофе. Звали его Гулливер Фойл, личное дело AS-128/127:006.
Он ютился в единственном помещении на борту полуразрушенного судна, откуда еще не вышел воздух, а именно — в шкафчике для инструментов, что в коридоре, ведущем на главную палубу. Шкаф был размерами четыре на четыре на девять футов и походил на довольно большой гроб. Шестью веками раньше на Востоке считалось весьма изощренной пыткой поместить человека в клетку таких размеров на несколько недель. А вот Фойл провел в ней — в полной темноте — уже пять месяцев, двадцать дней и четыре часа.
— Кто ты?
— Гулли Фойл, таково мое имя.
— Где ты?
— Мне приютом — небесная твердь.
— Откуда ты?
— С Терры жизнь от рожденья влачу я.
— Куда ты направляешься?
— А цель у меня — только смерть.
На сто семьдесят первый день битвы за жизнь Фойл в очередной раз ответил на эти вопросы и пришел в себя. Сердце его молотом колотило в грудную клетку, глотка пересохла. Он потянулся через тьму к воздушному баллону, с которым делил гроб, и проверил его. Баллон оказался пуст. Следовало немедленно притащить новый. Итак, день начнется с очередного поединка со смертью. Это Фойл воспринял с тупой готовностью.
Он обшарил полки шкафа и нащупал там продранный скафандр. Других на борту «Кочевника» не было. Фойл уже не помнил, где и как он обнаружил этот. Дыру он залатал герметизирующим спреем, но способа заново наполнить кислородом или заменить баллоны на спине скафандра не нашел.
Фойл влез в скафандр. Туда вместе с ним проникло ровно столько воздуха из шкафа, чтобы хватило на пять минут пребывания в вакууме. Не больше.
Фойл открыл дверцы шкафа и выплыл наружу, в морозную черноту космоса. Немного воздуха улетучилось, и содержавшаяся в нем влага тут же осыпалась снежным облачком, которое утянулось вниз по искореженному коридору на главную палубу. Фойл зацепил израсходованный баллон, вытащил его из шкафа и оттолкнул прочь. Прошла минута.
Он развернулся и растолкал парящие в коридоре обломки, направляясь через люк в сторону балластного отсека. Он не бежал, но двигался тем уникальным способом, какой применим только в сочетании свободного падения с невесомостью; отталкивался ногой, локтем и рукой от палубы, стены и угла — и плыл, словно в замедленной съемке, через пространство. Так могла бы перемещаться под водой летучая мышь. Фойл пролетел через люк в темный балластный отсек. Прошло две минуты.
Как и все космические корабли, «Кочевник» располагал балластными и крепежными резервуарами, вытянутыми вдоль киля в подобие древнего бревенчатого плота, опутанного лабиринтом сплетения трубопроводов. Минута ушла у Фойла, чтобы отсоединить очередной баллон. Не было средства установить, полон тот или уже пуст: узнать, окончится ли на этом баллоне его жизнь, можно было только по возвращении к шкафу. Раз в неделю Фойл играл в эту космическую рулетку. Пока что игра продолжалась.
В ушах ревело: воздух в скафандре быстро заканчивался. Фойл толкнул массивный цилиндрический баллон в сторону люка так, чтобы тот пролетел над его головой, после чего и сам туда протиснулся. Четыре минуты истекли. Его трясло, зрение мутилось. Он направил баллон вниз по коридору и затолкал в шкаф.
Выдавив дверь шкафа, он запер ее за собой, отыскал на полке молоток и трижды врезал им по баллону, покрытому изморозью, чтобы ослабить клапан. Мрачно повернул кран. Из последних сил откинул забрало скафандрового шлема, чтобы не задохнуться в наполненном воздухом шкафу… если в баллоне есть воздух. Он потерял сознание, как с ним часто случалось и прежде. Непонятно было, смерть это или еще нет.
— Кто ты?
— Гулли Фойл.
— Где ты?
— В космосе.
— Откуда ты?
— С Терры.
— Куда ты направляешься?
Фойл очнулся. Он был жив. Он не тратил время на благодарности или молитвы, продолжая вместо этого борьбу за жизнь. Во мраке он обшарил полки шкафа, где хранил припасы. Оставалось всего несколько пакетов. Коль он и так в залатанном скафандре, можно снова выскочить в вакуум и пополнить рацион.
Он накачал скафандр воздухом из баллона, опустил забрало шлема и снова выплыл в морозный свет. Пробрался вниз по коридору и поднялся по тому, что осталось от лестницы, ведущей в рубку управления. Теперь это место представляло собой коридор посреди космоса с дырявой крышей, но почти без стен: они по большей части рухнули. Солнце было от него по правую руку, а звезды — по левую. Ориентируясь по ним, Фойл проплыл на корму в сторону кладовой. На полпути по коридору он увидел дверную раму, каким-то чудом удержавшуюся между палубой и крышей. Металлический лист двери продолжал висеть на петлях, полуоткрытый в никуда. По ту сторону протянулась усеянная неподвижными звездами пустота.