Дима взглянул на Веню. Тот ответил ему взглядом мученика и жалобно шмыгнул носом. Потом встал и заморгал глазами, словно готовясь разреветься.
— Это я принес… — залепетал он. — Это не Дима, это я…
— Вот как? — удивилась учительница. — Где же ты его достал?
— Из дому… Это дядин кинжал. На охоту ходить.
— Зачем же ты его принес? Охотиться… в школе?
Вот это самый трудный вопрос. Все перемены они, Дима и Веня, совещались — то за дровами, то за глухой стеной юннатской теплицы, то за углом столярки — и не могли придумать никакой зацепки. Как объяснить, зачем принесли кинжал? Не могли же они сказать правду и загубить свой план!
Веня часто заморгал глазами, еще раз шмыгнул полги, набрал полную грудь воздуха и выпалил:
— А мы… я принес срисовать!
Дима чуть не привскочил на месте: «Вот это придумал! Вот это Свист!»
А Веня, уже сам захваченный своим вымыслом, быстро говорил:
— А то все кубики и кубики! Только один раз кувшин был. А я подумал: хорошо бы кинжал… А если кинжал, — ему пришла в голову новая мысль, и он загорелся, — да еще голубь, это как на настоящей картине…
— Разве ты знал про голубя? — прищурившись, перебила Анна Никитична. — Кинжал у вас отобрали на уроке арифметики, а голубь вылетел на уроке ботаники. Что же, вы думали кинжал на моем урюке срисовать?
— Придумал здорово, — шепнул Ерема Володе, — только вот заврется и словят.
Но Веня отличался тем, что всегда верил собственным выдумкам.
— Анна Никитична! — Он приложил руку к груди. — Я вытащил его только на одну минутку, только на одну: «Как, — спрашиваю Диму, — красивый кинжал?» Он говорит: «Красивый». «Давай, говорю, предложим Лариону Андреевичу, чтоб срисовать всем классом». И Дима опять же говорит: «Он с насечкой, кинжал, красиво будет». А я говорю: «В перемену подойду к Лариону Андреевичу и спрошу, можно или нельзя». Только мы это самое решили, а тут вы подошли…
Веня искоса посмотрел на Диму: вот, мол, все смеешься, а выручать-то мне приходится.
Анна Никитична с досадой дернула шнурок белой украинской блузки. «Вот хитрец, вот лисичка, — думала она. — Как же поймать тебя?» — «Лови, лови!» — встретила она лукавый взгляд Марии Максимовны. Старая учительница выпрямилась, сонное выражение исчезло с ее лица.
Анна Никитична понимала, что ни одному слову Отмахова класс не верит. Все были восхищены его находчивостью. А Володя Сухоребрий, наморщив лоб и весь повернувшись к Отмахову, смотрел ему в лицо.
— Вы верите ему, ребята? — спросила Анна Никитична. — Он правду говорит?
— Ну уж и правду, — ответила Нина. — Известный бухала. Сейчас вот и придумал.
— Честное пионерское!.. — опять плачущим голосом заговорил Веня.
— Ты же не пионер! — сказала Антонина Дмитриевна.
— Ну и что ж, что не пионер! Слово-то можно дать!
Этот маленький Отмахов просто обезоруживал.
Анна Никитична обвела глазами класс. Володя Сухоребрий посмотрел на нее долгим взглядам и поднял руку.
— Говори, Володя.
— А почему ты на воскреснике побоялся мне сказать, что кинжал принесешь?
— А у нас разговора не было.
— Как же не было! Что же ты отпираешься? Дима просил принести, а ты обещал.
— А ты слыхал, что он кинжал просил? Слыхал? — Плачущие нотки исчезли в Венином голосе. Нет, ты окажи!
— Ты сказал мне, что обещал принести какую-то «штуку».
— Ну и что? Ну и сказал: «штука». Перо я обещал, вот что! Покажи, Дима, перо… А кинжал принес срисовать. И не ври, Володя! Сам-то, сам-то вон с какой железякой ходит! Ногу мне всю расцарапал, а других хаешь!
— А у меня что? — стал оправдываться Володя. — Магнит у меня в кармане, вот! — Он вытащил из кармана стальной брусок.
«Вывернулся, кучерявый! — подумал Дима. — Здорово он на Володю повернул». Дима окончательно решил, что хотя Отмахов росточком маленький, но товарищ надежный. Только бы кончилось это собрание, только бы кончилось, а там денька через два они подсядут к солдатам в эшелон, под брезент спрячутся, и поминай как звали. И голубь пригодится, и кинжал нужен будет! Теперь Анна Никитична вернет кинжал.
Анна же Никитична понимала, что зашла в тупик. Вот Володя попытался ей помочь. По его лицу было видно, как злится он, что товарищи лгут. А тоже для чего-то железяку принес. Не поймешь их! Но что делать дальше? Ну, о чем же еще спрашивать? Как распутать этот клубок?
Пока она раздумывала, Мария Максимовна тихонько пошевелилась на стуле и дребезжащим голосом сказала:
— Вот что, дружок. Принес ты этот ножичек в класс — что с тобой поделаешь? Срисовать хотел — ну и пусть, ну и пусть… Вот только не дослышала я, чей же ножичек? Якова Лукьяновича.