— Он уже согласен! — снова рассмеялась Карякина. — По шляпе вижу.
— Ты не беспокойся, Сеня, — невозмутимо сказала Тоня. — Я уже на педсовете тебя назвала. И в комитете комсомола насчет тебя говорила.
— Тебе, Тоня, генералом быть, — с унылым восхищением заметил Сеня, — и в лоб, и с флангов, и с тылу — всяко берешь! «Ай да Тоня, ай да Тоня, Антонина Дмитриевна!»
— Простите, дядя Яша, что помешала. Уж очень важно это. Побегу, Степушка у меня дома один… А тебя, Сеня, мать заждалась!
— Ох, а я-то, — заволновалась Карякина, — за работой совсем своих грачей забросила. Нинка там управляется, хозяюшка моя. Пойду-ка, хоть дров наколю. Все будто обговорили, Яков Лукьянович?
— Все, Любовь Васильевна, — согласился дядя Яша, — идите; я еще над технологией подумаю. Мой племяш вряд ли меня дома дожидается!
13
Володя Сухоребрий сидел за отцовским письменным столом. Стол старинный, полуподковой, занимает весь простенок от окна до окна и кажется Володе необъятным. Кроме трех верхних ящиков, еще по пять ящиков в тумбочках. За столом занимается вся семья, и у каждого свое время: у Володи — утро, у тети Веры — вечер, у отца — ночь. Иногда садятся за стол все, все погружены в свои занятия. И никто не ссорится. А стол такой большой, что если бы мама была жива, то и ей место нашлось бы…
Не надо отвлекаться! Надо наконец написать это трудное, но очень важное письмо. Володя смотрит на массивные, толстые книги, выстроенные шеренгой на столе, у стены. Это те, что должны быть у папы «под рукой»: с зелеными корешками — Мичурин, с коричневыми — Тимирязев… Он переводит взгляд на левую окраину стола. Здесь маленькие ящички, горшочки, блюдечки; в песке, сверху прикрытом опилками, — виноград; рядом запескована для пророста вишня. Володин отец — главный агроном подсобного хозяйства, тетя Вера — просто агроном, и дома у них сплошная агрономия. И только стальной брусок вошел сюда словно из другого мира, тот самый брусок, что оцарапал Веньку. Вот он лежит слева от Володи, сердитый, взлохмаченный, ежастый. Еще бы, когда он весь облеплен: там перо, там гвоздик, там бритвочка; а с одного боку целая стайка патефонных иголок — друг за дружкой, как в сказке про репку. Такой маленький, а сколько железной всячины притягивает! А если?..
Опять отвлекся, а время идет! Еще за уроки не брался.
Как же начать это необыкновенное письмо?
Володя достал чистую тетрадь в клетку, развернул ее на середине; позже он осторожно отогнет скобки, вытащит средний лист, и тетрадь не будет испорчена.
«Дорогой Алексей Яковлевич! — пишет он крупно и отчетливо и ставит большой восклицательный знак. — Я уже сделал уроки и скоро пойду помогать товарищу. У него…»
Володя подумал и переправил: «У нее».
«У нее много разных домашних дел — вы же знаете Нину Карякину: ребят в семье пятеро, а она старшая. Отец у Нины ушел на фронт вскоре после вас, а мать вместо него пошла работать на драгу, и бывает, что остается на вторую смену…»
Володя подумал: написать, как он во всем помогает Нине, или только про уроки? В том месяце капусту убирал на карякинском огороде, на тон неделе по дрова с Любовью Васильевной ездил, к празднику белить придет. Да нет, зачем об этом писать? Сведет Алексей Яковлевич черные густые брови: «Дело делайте, да не бахвальтесь». Ну о том, что Нине объясняет непонятные задачи, просто смешно писать.
Володя подумал и стал писать о другом:
«А занимаемся мы в том же угловом классе, и я сижу у первого окна — и на подоконнике остались чернильные отметины с прошлого года, когда я отмечал заход солнца, а вы тогда посмеялись. У нас новая учительница по арифметике — Анна Никитична, объясняет понятно, только часто задумывается и раз вместо тряпки стала стирать с доски носовым платком. А Дима Пуртов из старого пятого «А» теперь у нас и хвастался с Венькой, будто вы их хотели с собой на фронт взять…»
Может, нехорошо насчет Димы и Веньки? Но уж очень бы любопытно проверить! Так, о чем же еще?
«Папа, тетя Вера и я каждый вечер слушаем радио. У нас есть большая карта, и мы на ней все отмечаем. Тетя Вера предложила прикалывать флажки, но папа рассердился и сказал, что флажки тогда будем прикалывать, когда начнем отбирать города у фашистов, а пока будем подчеркивать простым карандашом и слегка, чтобы потом можно было стереть. А вчера, когда по радио сказали про Чернигов, что его немцы взяли, папа сначала подчеркнул, а потом сломал карандаш. Это потому, что папа в Чернигове учился на агронома…»
Володя подумал: может, и о папе и о тете Вере рассказать подробней? Но взглянул на часы в квадратной деревянной оправе, стоявшие на столе рядом с письменным прибором, и решил перейти к главному.