Весело сдвигали стол к старому сундуку, расставляли тарелки, раскладывали ложки, вилки. Дядя Яша торжественно водрузил кастрюлю на круглую подставку. Рядом с кастрюлей появился поднос, прикрытый салфеткой. Под салфеткой оказалось восемь маленьких серебряных стаканчиков.
— Ну что же, чалдоны, рассаживайтесь… Сбегай-ка, Вениамин, в сенцы, захвати бутылочку, в уголочке стоит — синяя, засургученная, — и заодно баночку с грибами.
Ерема выбрал место возле Лизы.
— А что, Сеня тоже ушел на драгу? — спросил он будто между прочим.
— А тебе, Любушкин, лучше знать! — вздернула Лиза острый носик.
— Никогда толком не ответишь!
Веня вернулся быстро — школьники не успели рассесться. Вместе с Веней проскользнул в комнату и Чернобоб. Поджав свою метелку, он проворно забрался под Венину кровать. Веня подал дяде запечатанную сургучом бутыль и быстренько уселся на сундуке рядом с Володей.
— Это, значит, настоечка — голубиковая. — Дядя Яша откупорил бутылку и наполнил крохотные конические стаканчики. — Помаленьку, ради праздника. Уж только родителям не говорите, не выдавайте старика. Так, а где же грибочки?
— Грибочки? А я искал, дядя Яша… нету!
— Как же нету? Высокая банка, сверху марлей повязана. Плохо ты искал. Уж я сам. — И он застучал было деревяшкой.
— Да нету же, не ищите, — поспешно сказал Веня. — Я все осмотрел.
— Что ж, коза слизала, что ли?
— Н-не знаю. — Веня посмотрел на смоляную острую мордочку, высовывавшуюся из-за коврика. — Это, может, Чернобоб? — Он осмелел и, размахивая руками, заговорил, обращаясь к товарищам: — Он знаете как маринованные грузди любит! И капусту. Ого! Больше мяса.
— Ах ты, бес этакий! Пошел отсюдова!
Чернобоб, повизгивая, бросился вон из комнаты.
Дядя Яша уселся в деревянное кресло с соломенным сиденьем и стал разливать суп в плывущие к нему со всех сторон тарелки.
— То-то я смотрю — капуста в кадушке поубавилась, — говорил старый Отмахов, поглядывая на Веню. — И как это он ее, мерзлую, выковыривает? Лапами, что ли? Ну, а с грибами совсем потеха: пес-то их вместе с банкой слопал. И марлю сжевал… Ох, и прожора этот Чернобоб! Говорю, нельзя в дом пускать.
Что Ерема хохотал, а Римма и Лиза смеялись до слез, в этом ничего удивительного не было: они же ничего не знали, а вот что Веня подхихикивал, было непонятно. Радоваться нечему! Эта кукла Тамара, видать, о чем-то догадывается, и дядя Яша не зря насчет пропажи говорит: теперь Димин план в опасности.
А дядя Яша привстал, опираясь на стол, и вознес свою стопочку:
— Что ж, ребятня, за победу над врагом, за возвращение отцов ваших. — Он подумал: — Больше наливать не буду, а потому уж сразу и за Любовь Васильевну, что сейчас геройски на драге работает, за тружеников тыла. Ура!
Шесть голосов дружно подхватили «ура», и седьмой голосок донесся от дверей, когда за столом уже умолкли:
— Ура! Ура!
Это кричал младший Карякин. Его держала за руку девочка в длинной, не по росту, телогрейке.
— Валерик! Нина!
«Все-таки пришла!» — подумал Володя.
— Ну вот, и вся дровяная бригада собралась, — объявил дядя Яша. — Вот вам похлебка, а вот еще кое-что. Догоняйте! Ветром-то, видать, как следует просвистало!
— Это что — компот? — спросил Валерик, заглядывая на дно стаканчика.
— Можно сказать, вроде компота, — ответил дядя Яша.
— У, нам в садике по целому стакану дают! — Валерик выпил, выпятил губы: — Ух, сладко! Не, такой компот тетя Феня нам не давала.
Дядя Яша рассмеялся:
— Этот «компот» очень уважал мой отставной казак из Бейтоновки, у которого я ученье проходил. Еще покрепче любил… Зато уж нас, детей, любил, как я эту принадлежность.
Дядя Яша звонко щелкнул твердым, как ореховая скорлупа, ногтем по своей деревяшке.
— Школа, думаете, такая была, как на площади, — под железной крышей? Изба голая, а посреди печь. По обе стороны печи — два «класса»: перваки и старшенькие. Казак наш, водки накушавшись, на печке лежит и в обе стороны команду подает; с печи, значит, нашим образованием руководит. Наскучит ему умственная работа, привстанет да как гаркнет: «Кто там — Яшка да Ивашка, лети стрелой за святой водой!» Это он так ханшин называл. Ну и бежишь, высунув язык, на ту сторону, в китайскую лавочку за китайской водкой.
— На ту сторону? — удивился Володя.
— Я тогда на Амуре жил. Против Бейтоновки китайский городок был — Цяо-Цзян.
Рассказывая, дядя Яша все подкладывал на овальное блюдо пышные, золотистые шанежки. Синюю кастрюлю сменила сковородка с жареной козулятиной, противни с песочным печеньем. Он угощал и приговаривал: «Ешьте, это все самозаготовки».