— Дима, очнись, Дима!
Володя, мокрый с ног до головы, стуча зубами, перевязывал ему голову изорванным на полосы носовым платком.
— Эх, Димка, здорово же тебя расшибло! Прямо об рукоять лебедки шмякнуло. А меня, понимаешь, в воду столкнуло… Ничего, выбрался. Только магнит вот — из кармана и сразу на дно. Теперь попробуй разыщи! Жалко!
И Диме почему-то представился не железный брус, а огромный металлический щит на колесах, как на Володином чертеже. Конечно, жаль! А в голове все помутилось, и тошнота подступила к горлу.
— Любовь Васильевна, — донеслось сверху, из драгерки, — не отвечает прииск. Все к лешему оборвано!
— Что ж, живее вниз! Давай пластырем залеплять! Ерема, милый, уж как-нибудь пока телогрейкой сдержи.
Дима и Володя, забыв про все свои беды, кинулись помогать Любови Васильевне и Чугунку.
Живее! Живее!
И вот уже большой квадратный кусок брезента распластан на палубе.
Живее! Живее!
Замерзшие, затвердевшие пальцы привязывают к металлическим кольцам толстые мокрые канаты, а к их концам — камни.
Но, как ни прижимал Ерема Любушкин телогрейку к пробоине, а вода все-таки со свистом и хлюпаньем врывалась в трюм.
Нос понтона медленно опускался все ниже, все ниже, и вода заливала низкую палубу. Ноги скользили. Вот-вот драга уйдет на дно….
Чугунок спрыгнул через прорезь в ледяную воду:
— Подавайте!
Карякина и Володя с одного конца, Дима и Веня с другого сбросили канаты с каменным грузом.
Вода сбивала Сеню с ног, вода срывала брезент, но Сеня онемевшими руками упрямо прилаживал пластырь. А струей воды пластырь все не присасывало к пробоине.
Навалившись на брезент всем телом, прижав его к пробоине и руками и ногами, Чугунок наконец крикнул:
— Затягивайте!
Мальчики и Карякина живо прикрутили веревки — к столбам мачты, к перилам откидного мостика. Пластырь стал на место. Доступ в трюм воде был прегражден.
Когда дядя Яша во главе ремонтной бригады — с досками, просмоленной кошмой, инструментами — прибыл на драгу, понтон уже выпрямился. Аварийные насосы выкачивали из трюма последнюю воду. Завизжали пилы, застучали топоры, запахло горячей смолой.
Дядя Яша поднялся наверх, в драгерку. Тут у раскаленной железной печи сушили одежду Карякина, Чугунок и мальчики.
— Любовь Васильевна, — сказал Яков Лукьянович, — молодчина вы, Любовь Васильевна! Спасли драгу. И ты, Чугунок, показал себя. А вы, ребята… — Он подошел к Диме, посмотрел на повязку, сквозь которую проступали красные пятна: — Вот, брат, все как на фронте! Выходит, когда сердце-то готово к подвигу, подвиг рядом…
И он глубоко-глубоко, до самой души, заглянул в блестевшие под большим, надвинутым лбом упрямые Димины глаза.
33
На восьмое ноября Тамара Бобылкова пригласила к себе Римму Журину, Володю Сухоребрия и Машу Хлудневу. Аграфена Самсоновна испекла сладкий пирог с цукатам. Конечно, пирог поплоше, чем в прошлые годы: из серой пайковой муки. И все же пирог получился вкусный, с поджаристой корочкой. Умела Аграфена Самсоновна печенюшки печь! Но пришла одна только Маша, и то с опозданием.
— Тома, — спросила мать, ставя на круглый обеденный стол блюдо с пирогом, — хорошо ли ты приглашала?
— По два раза говорила, — пожала плечиками Тамара. — Маша, ты ведь слышала?
— Конечно, только я думаю, что не придут.
— Вот как! Почему же?
— Ну просто, как тебе сказать… — Маша замялась. — Ты же знаешь… Устали после вчерашнего, отдыхают.
— Да, — покачала головой Аграфена Самсоновна, — говорят, если бы не школьники, утонула бы драга.
— Факт! Ужасная трагедия! — живо подхватила Маша. — На прииске — я проходила и слышала — все только и говорят о драге.
— Говорят, Володя смелее всех был! — живо сказали Тамара. — Он чуть не утонул… А вообще, — вдруг рассердилась она, — уже и загордились сразу. Герои!
— Нехорошо, Тома, — вмешалась мать, — это же твои товарищи!
— Не-хо-ро-шо! Не-хо-ро-шо! — пропела Тамара. — Лучше-ка, мамочка, давай пирог!
Аграфена Самсоновна вздохнула, отрезала девочкам по куску пирога, налила сладкого чаю.
— Ну и пусть не приходят! Правда, Маша? — сказала Тамара. — Мы и сами можем пирог съесть. Ты ешь, Маша, ешь — я тебе еще отрежу.
Маша Хлуднева всегда все нахваливала, все ей у Тамары нравилось: «Как красиво у вас!» «Какая ты, Тамара, нарядная!» «Как твоя мама вкусно готовит!» Тамара и Аграфена Самсоновна привыкли к Машиным похвалам, но сегодня она вяло и скучно съела пирог и сказала только: «Спасибо». Это не устраивало Тамару.