А теперь что не так с их идеей:
1. По взвинченности и опасности мои песни можно было сравнить разве что с ларьком для продажи лимонада в охраняемом тихом пригороде. И, положа руку на сердце, именно этого я и хотела. Так как, вообще-то, собиралась стать Бритни Спирс, а не Кортни Лав.
2. В то время некоторые районы центра Лос-Анджелеса были крайне опасными.
Но при всем том какая девочка-подросток не мечтает роскошно провести день, позируя перед камерой? И я, само собой, охотно согласилась. Я представляла себе ветродувы и гримеров, поправляющих мою губную помаду в перерывах между съемками. «Кейт, ты такая естественная! Кейт, ты роскошная девушка! А ну-ка, Бейонсе, посторонись! Идет Кейт Элинор Фридман-Сигел!»
Когда наступил день фотосессии, мама с небывалым энтузиазмом разбудила меня в шесть утра:
– Просыпайся! Просыпайся! Просыпайся! Сегодня день восходящей рок-звезды!
Зараженная ее энтузиазмом, я откинула пуховое одеяло и потрусила к креслу, где мама разложила четыре отобранных для фотосессии наряда.
– По-моему, мне вполне удалось передать дух опасности. А как по-твоему, Кейт?
Один из нарядов представлял собой комбинезон на молнии «Джуси кутюр». Нет-нет! Маме явно не удалось передать дух опасности. Пришлось повозиться с волосами и макияжем, и к моменту выхода из дома я чувствовала себя хорошо, настолько хорошо, что готова была хоть сейчас предложить себя Брэду Питту в качестве третьей жены.
Мы встретились с фотографом на парковке у «Данкин донатс», направо от скоростной трассы I-10. Он был одет в аккуратно порванные джинсы, кожаный жилет прямо на голое тело, на обеих руках – браслеты из бус. Он стоял, картинно облокотившись на винтажный «форд-бронко». Волосы живописно зачесаны набок с помощью геля, которого вполне хватило бы для того, чтобы сохранить прическу на случай ядерного взрыва.
– Ой, а вот и он! Майкл, подъезжай сюда!
Папа, любезно согласившийся стать на весь день нашим водителем, припарковался рядом с «бронко».
Мама выскочила из машины, широко раскинув руки:
– Аттикус! Безумно рада знакомству! Мы ужасно взволнованы!
– Хорошо. А где Кейт?
– ДЕТЕНЫШ! Быстро сюда!
Она махнула мне рукой, чтобы я поспешила, и я, открыв заднюю дверь папиной машины, заковыляла к ним на высоченных каблуках, каких еще в жизни не носила. Аттикус тотчас же принялся щелкать камерой «Никон», болтавшейся в правой руке.
– Хм… Привет. Я – Кейт… Ой, вы что, уже снимаете? А я еще не готова. – Мне всегда хотелось посмотреть, как я получилась на тех первых фотографиях, ведь у меня на голове по-прежнему красовались мамины розовые термобигуди, поэтому, не сомневаюсь, выглядела я классно.
– Ты хочешь искусство или Бритни Спирс?
Если честно, я хотела Бритни Спирс, однако это был явно не тот ответ, который ожидал услышать Аттикус.
– Ой, нет! Просто я не поняла, что мы уже начинаем. И не подготовилась, то есть не улыбалась, не позировала и вообще.
– Искусство не нуждается в позировании. Хочу, чтобы ты была естественной. Хочу почувствовать твои эмоции!
– Возле «Данкин донатс»?
Аттикус тяжело вздохнул. Нет, я решительно не врубалась.
– Ладно, поехали на первое место для съемки. Я уже и так с ног валюсь. Всю ночь снимал в «Рокси». – Он направился к своему фургончику. – А вы, ребята, следуйте за мной на своем авто.
Мы с мамой снова сели к папе в «вольво», и мама с ходу на меня наехала:
– Кейт, кончай выпендриваться! Если он тебе говорит что-то сделать, просто делай – и все! Ты разве не слышала? Он проводил съемки в «Рокси»!! Ты должна произвести на него впечатление! – Мама явно купилась на его понты.
– Я просто не поняла, что мы уже начали! Прости! Когда мы приедем на место, я сделаю все, что он скажет!
Отец послушно следовал за фургончиком, минут пятнадцать вилявшим в потоке транспорта и только потом свернувшим в узкий пустынный переулок в центре Лос-Анджелеса. Наш караван подъехал к брошенному пикапу, ржавевшему рядом с пустыми складами напротив ветхих многоквартирных домов. Когда папа припарковался за Аттикусом, я повернулась к маме:
– Погоди-ка… неужели здесь? Это и есть место съемки?!
– Ой, да расслабься ты! Все в порядке. У меня с собой перцовый баллончик.
Мама выпрыгнула из машины и остановилась возле Аттикуса, который уже начал руками, очень показушно, выставлять кадр. Затем Аттикус распахнул дверь полуразвалившегося пикапа. На меня он даже не посмотрел.
– Ты. В пикап. Давай.
Я замялась, уставившись на ржавую груду металла. На приборной доске уже выросли какие-то растения, на переднем сиденье валялось несколько осколков разбитого ветрового стекла. А ГДЕ ВЕТРОДУВЫ? И ГРИМЕРЫ? Черт, знала бы раньше, запаслась бы освежителем воздуха! Я подняла глаза на маму: