– Одинцова? Она по образованию психолог.
– По-твоему, психолог не может сойти с ума?
– Всякое бывает. А что ты так разволновался? Я просто ищу…
– В данном случае ты ищешь аналогию.
– Быть может, они ходили в одну и ту же клинику? Михаил Одинцов и Нина?
– Где их и довели до самоубийства? Какая чушь! – Греков чуть не рассмеялся.
– Почему ты так думаешь? – тихо спросил Петров.
– Потому что… Если уж Одинцов и ходил по врачам, то, учитывая, сколько у него было денег, это были отнюдь не те врачи, к которым обращалась моя жена!
При этих словах Володя Петров как-то странно посмотрел на друга и, кажется, усмехнулся.
– Что? Что такое? – заволновался Юрий.
– Ты так хорошо знал свою жену? – вдруг тихо спросил Петров.
– Послушай, давай поговорим о чем-нибудь отвлеченном. Не о Нине.
– Хорошо, – охотно согласился Петров. – Я расскажу тебе одну презанимательную историю. На первый взгляд она может показаться фантастической, и если бы я не знал на сто процентов, что так было на самом деле, не поверил бы ни за что! Это история самой невероятной карьеры. Не просто из грязи в князи. С самого дна, из отбросов общества – на вершину социальной лестницы, где слава, почет, уважение. И деньги. Интересно послушать?
– Ну, давай, – кивнул Греков.
О чем угодно, только не о Нине. Пусть Володька немного его развлечет. Поток машин движется очень уж медленно, но на кольцевой так бывает. Где-то, на выезде с крупной магистрали, вливается большой ручеек и движение начинает тормозиться. Как только они минуют опасный участок, вновь поедут быстро.
Через какой-нибудь час будут на месте. Через какой-нибудь час…
Автобус
– Ой, девочки-и-и… Давайте помянем нашу Нину-у-у…
Всхлипывания.
– Да. Пусть земля ей будет пухом!
– Хорошая была женщина.
– Да, да. Не чокаясь.
Коллектив, в котором когда-то работала жена Грекова, приехал на похороны почти в полном составе. Библиотека была небольшая и располагалась не в отдельном здании, а на первом этаже жилого дома. Штат состоял из девяти человек, но зачастую работало гораздо меньше людей, потому что зарплата была маленькая, соответственно текучесть кадров – большая. Даже те, кто работал недавно, покойницу хорошо знали. Хотя вот уже шесть лет как Нина перешла в разряд домохозяек, она по-прежнему приезжала в библиотеку: привозила торт к чаю или шампанское к празднику, устраивала посиделки.
А работу свою Нина очень любила и после замужества бросать ее не собиралась. Два года ездила в Москву, к девяти часам, и ни разу не опоздала, хотя добираться приходилось двумя видами транспорта аж полтора часа. Но Нина была энтузиасткой.
В конце концов, практичный Юрий Греков возмутился и сказал:
– Скоро ты будешь тратить на дорогу больше, чем зарабатываешь. Извини, но я не вижу в этом никакого смысла. В Зеленограде тоже есть библиотеки. Если уж ты так хочешь…
– Я хочу работать в этой библиотеке, – тихо сказала Нина.
– А какая разница, эта или та?
– Для тебя – никакой.
В самом деле, Греков никак не понимал привязанности жены к коллегам. Обстановка в любом женском коллективе достаточно напряженная, эти же выясняли отношения все время, без передыха, и всегда на повышенных тонах. На взгляд Юрия Грекова, делить им было абсолютно нечего – зарплата мизерная, работа скучная. Но женщины это женщины, склоки и сплетни – их стихия. Юрий Греков откровенно не любил бабья.
Консерватизма жены он понять не хотел, а Нина просто боялась любых перемен. Жена предпочитала ездить на старую работу, а не найти новую. Она ходила в этот «гадюшник», как в сердцах называл его Греков с упорством мазохиста, который хочет, чтобы его изо дня в день пытали и били плетьми.
– Почему? – добивался он.
– Они мои подруги.
– Подруги?! Да они мне про тебя такое говорили, когда мы еще не были женаты! Да и потом всеми силами пытались развести! Подруги!
– Они просто ревновали меня к тебе. Знали, что если я выйду замуж, то не смогу больше с ними работать. Они меня любят.
– А разве поэтому не должны желать тебе счастья?
– Должны. Но себя они любят больше. Это естественно. Когда я была не замужем… – и жена тихонько вздыхала, – …это их примиряло. У них ведь семьи, дети. А у меня и того нет. И я все время говорила: «Девочки, вы не понимаете своего счастья». За это меня и любили. Ведь больше всего дорожат тем, кто вызывает наибольшую жалость. Без меня они окончательно перессорятся.
– В общем, так: я тебя выслушал, и все, что ты сказала, бред – от начала и до конца. Работать ты больше не будешь. Сиди дома. Денег у нас хватает. А я хочу, во-первых, покоя, во-вторых, приходить с работы к накрытому столу, в-третьих, чтобы в шкафу всегда висели чистые, отглаженные и накрахмаленные рубашки…