Поцелуи с другими парнями были, но это носило больше акт протеста под большим градусом алкоголя, их провоцировала я сама, они все знали, что меня нельзя трогать.
Меня даже опасно трогать. Хоть с табличкой ходи «Опасно для жизни». Никифоров всячески оберегал и давал понять всем, что его игрушку трогать нельзя, но мне многое сходило с рук. Все истерики, пьяные дебоши, разбитые машины, хамство.
Я так долго, сама того не понимая, пробовала разные методы, чтоб от него избавиться, но ничего не брало. Меня наказывали, иногда жестоко – нет, он не бил, не сажал на цепь, в квартире, конечно, запирал, но у него был другой метод моего контроля – Артем.
Такой же непутевый и поломанный, как и я, старший братец. Который решил, что враги все, закон не для него, он сам устанавливает свои правила.
Это был моральный прессинг, день за днем из года в год, я сама поняла это не сразу, но вырваться и донести до человека, что я вольна жить как хочу, уже невозможно.
Чувствую свою кровь на его языке, зарываюсь пальцами в волосы, непроизвольный стон, хочу быть ближе, прикрываю глаза и лечу на тарзанке с крутого обрыва.
Я знаю, как это. Я летала и не раз.
В ушах звенит, понимаю, что это телефон Тихона, только когда он отрывается от моих губ.
– Извини.
Но он не отходит, еще несколько секунд прижимается щекой к моему виску, а я совсем паршиво начинаю себя чувствовать. Я ведь хочу его использовать, напеть сказку о несчастной Красной Шапочке, что сбежала от Серого Волка, хотя, так оно и есть, но использовать людей в своих интересах не моя тема.
– Говори, только быстро.
Тихон отвечает, уходит в другую комнату, слезаю со стола, нужно чем-то себя занять, а то я чувствую себя семиклассницей на первом свидании. Пельмени, конечно, переварились, но раскладываю их по тарелкам, ищу приборы, кухня как новая, даже некоторые предметы с этикетками.
Сажусь на стул, вновь смотрю на копию Моне, трогаю губы пальцами, они все еще горят от поцелуя. «Вечер в Венеции» слишком размазан, его «Кувшинки» смотрелись бы здесь лучше.
Тихон ругается, голос жёсткий, требовательный, а мне хочется уйти, убежать из этой идеальной квартиры, где я чувствую себя как Моне – не на своем месте. Мне проще в баре с Виолой и Маратиком, среди публики, что пришла потусить и напиться. Там я среди своих, среди толпы, которая дает ложное ощущение того, что я не одинока.
– Извини, дела.
– Да, понимаю.
Тихон садится напротив, внимательно смотрит на меня, потом на свою тарелку, начинает, есть – так по-мужски, с голодом. У него, наверное, все так, берет жизнь большими кусками и все, что считает своим. Сильные пальцы, на кистях выпирают вены и жилы. Интересно, у него есть татуировки?
– Ешь давай, а то плохо станет, тебе надо питаться. Ты таблетки взяла?
Все-то он помнит.
– Да, в курсе.
– Мне надо будет отъехать на пару часов, ложись спать, здесь две спальни, выбери любую.
– Проблемы с принцессой?
– Нет, скорее с гоблинами.
Он так с аппетитом ест, что у самой заурчало в животе, салат получился простой, пельмени вкусные.
– Найдешь, где чай, кофе, в холодильнике вроде есть сок.
– Ты всех непонятных женщин приводишь к себе домой, или это специальная квартира?
– Ты первая, и это моя квартира, год живу.
– Год?
– Да, что тебя удивляет? Прихожу сюда ночевать, можно сказать, гостиница это моя личная. А ты вполне понятная женщина, анализы сдала, а дальше сама расскажешь, кто такая.
– Откуда уверенность?
Он нравится мне еще больше и тактику выбрал правильную: не давить на меня. Или я просто ищу везде подвох? Забавная рыжая деваха с прогрессирующей паранойей.
– Чуйка.
– М-м-м-м… часто помогает?
– Всегда. Тут где-то должна быть аптечка, найди пластырь, заклей палец.
– Хорошо, босс.
– Все, ушел.
Тихон быстро встал, вышел, услышала лишь звон ключей и хлопок двери. Снова посмотрела на Моне, нет, совсем она сюда не подходит. Несколько минут доедала пельмени, потом мыла посуду, а дальше изучала квартиру.
Три комнаты, кухня, гостиная, два санузла, один, видимо, хозяйский – с джакузи. Все выдержано, строго, даже можно сказать, по минимализму, серо-кофейно-графитовые тона, но достаточно светло и просторно, мне нравится.
Я часто еще в детдоме представляла, каком он будет мой дом. Мечтали с девчонками после отбоя, Катька Самохина хотела дворец, говорила, что ее отец точно олигарх и обязательно приедет и заберет ее. Все мы тогда об этом мечтали, но никто никого так и не забрал.
Не стала шарить по шкафам, вот это тоже не в моей привычке, выбрала комнату, что меньше. Стоя у окна, смотрела на мелкий падающий снег. А может, он меня не ищет, ждет, как сама нагуляюсь и вернусь, Артемке сидеть еще два года, за хорошее поведение его никто не выпустит, там им и не пахло.