Отключилась, пока не расплакалась, какая-то сентиментальная тоска в это время года, а может, после нашего секса с господином Покровским, который так нежно обнимал, целовал в висок. Сила, забота и уверенность в одном мужчине, это было необычно и непривычно.
Наверное, поэтому психанула, накричала, а еще дернулась и ушла, отказавшись от помощи. Но мне действительно нельзя быть с ним, а еще я не люблю людей его склада, не выношу, когда командуют, решают, как лучше для них.
– Арин, все в порядке? Ты так уже пять минут стоишь.
– Да, хорошо, спасибо, держи.
Отдала Виолетте телефон, вытерла слезы, слишком часто что-то они последнее время у меня. Главное – не вспоминать Артемку, не думать о том, что все могло быть иначе, будь мама с папой живые.
Узкий темный коридор, дверь, небольшой кабинет Виссариона, сам он, сидящий за столом, склонивший голову.
– Привет, ты узнавал про документы? Мне очень они нужны, ты обещал. Если нужны фотографии, они есть. Сколько надо?
– Присядь, не тараторь, девочка.
Вздыхаю, как же мне надоело это все, задушевные беседы – это прекрасно, но не сейчас.
– От кого ты бежишь, зачем? Расскажи мне.
И почему все хотят знать то, что я пытаюсь оставить уже наконец в прошлом и не вспоминать? Это один из разновидностей закона подлости?
– Мне просто нужен новый паспорт. Разве это такая великая проблема? Дай мне контакты людей, я сама к ним пойду и обо всем договорюсь. Сколько нужно заплатить? Назови цену, я найду деньги.
Пришла пора поработать сережкам с бриллиантами на мою свободу, а не просто быть подачкой на двадцать четвертый день рождения. Татуировки я люблю больше украшений, они как-то ближе.
– Деньги тут ни при чем.
– А что при чем? Почему ко мне все лезут в душу? Почему просто нельзя выполнить просьбу или сказать, что не сможешь?
Мужчина смотрел на меня уставшими глазами, я повысила голос, но прикусила язык, добрый он, и сын у него придурок и наркоман.
– А ты ему все простил? Простил, да? И разрешил торговать здесь дальше? Ну, это ожидаемо, мы всегда прощаем тем, кого любим, все. Печально, но факт.
– Дочка, нет, нет, все не так, все сложно.
– Да, все сложно, все пиздец как сложно, и мы все в дерьме по самые уши. Мы знаем это, мы даже не отрицаем, мы барахтаемся в нем и считаем это нормой. Но я устала, устала это делать, поэтому хочу выбраться, а для этого мне нужны, мать его, гребаные документы.
Я снова пытаюсь что-то кому-то доказать, паршиво все.
Смотрим друг на друга, двое измученных людей, у меня душа возраста Виссариона, я очень старая.
– Это адрес, зайдешь завтра с фотографиями, я все оплатил.
А вот это свет в конце тоннеля, это что-то после ничего.
– Спасибо.
Ответила коротко, вышла, плотно прикрыв дверь, тут же была прижата к стене в темном коридоре.
– Привет, сучка, ты сегодня такая же дерзкая?
Терпкий запах парфюма смешан с чем-то сладким, изо рта Кобы пахнет едой и перегаром, вот сейчас меня точно стошнит, уже подкатывает к горлу, зря дома ела.
– Я сегодня еще хуже, а у тебя стальные яйца?
Коба еще не успел принять, даже в полумраке вижу, как блестят капли пота на лбу, как дрожат губы, изогнутые в улыбке, но хватка на шее железная.
– Я ведь узнал, узнал, кто ты такая и откуда.
Похолодела, поднимаясь на носки, стараясь освободиться, он не мог ничего узнать, Коба слишком тупой и примитивный, с засыпанными, как новогодняя елка, дурью мозгами.
– Отпусти больно, – хриплю, цепляясь руками за куртку Кобы, он немного выбил меня из колеи.
– Арина Корнилова, правильно? Шлюха детдомовская.
Откуда? Черт, откуда?
Резкий выпад коленом, снова удар по яйцам, он сыплет проклятиями на своем языке, сгибается, а меня накрывает паника. Нет, нет, этого не может быть, он не мог узнать, вот только он.
Становится жарко, надо бы бежать, как обычно, я это делала последнее время, но иду в зал, сегодня моя смена, и сегодня я не стану убегать.
Тварь какая, вот же тварь конченая. Неужели все напрасно, все мои усилия, все прятки? И я снова вернусь в свою красивую тюрьму с очаровательным надзирателем и манипулятором?
– Арин, ты чего? Что с тобой? Давай за стойку, мы уже открылись.
– Да, Марат, уже иду.
Бросаю куртку за стойку, надеваю фартук с логотипом бара, собираю волосы резинкой для денег в высокий пучок, за стойкой уже несколько гостей. Напоить их – моя святая обязанность, но пока разливаю пиво, медленно оглядываю зал и боюсь увидеть знакомую фигуру и глаза.
Нет, не Никифорова – он сам никогда не приезжал за мной, посылая своего верного помощника и гончего пса Платона.