– Поехали?
– Я на работе.
– Разве это работа? Думал, просто хобби.
– Кому-то да.
Шум вокруг перестал напрягать, даже курить захотелось, достал пачку, сигарету, закурил, выпуская дым в потолок, еще выпил. Словно мне снова двадцать пять, и я зависаю в любимом месте, бред, ей-богу. Словно нет двух трупов, проблем с губернатором и Саидом, непонимания с дочерью. Есть девушка, которая понравилась, и я как дурак просто смотрю на нее.
– Скажи, что тебе нужно, я помогу.
Сказал прямо, девушка немного напряглась, посмотрела куда-то в сторону, снова на меня.
– Ты не говоришь, но то, что у тебя проблемы, это заметно.
Хреновый из меня аналитик, что понял это не сразу, а все пытался обвинить ее в чем-то. То в проституции, то в торговле наркотиками, а девочка просто запуталась, но слишком гордая, чтоб просить.
– Я все уже решила.
– Тогда поехали, кое-что покажу тебе.
– Сейчас? Я сейчас не могу.
Такая растерянная, забавная сейчас. Хочу протянуть руку и убрать волосы с лица, почувствовать, какие они. Тушу сигарету в пепельнице, снова делаю несколько глотков пива, кстати, не такое и плохое. Нельзя на нее давить, сразу становится колючим ежиком, выпуская иголки как шипы на розах, что наколоты на руке.
– Я подожду.
– Здесь?
– Да, может, кому нос сломаю, здесь вообще место интересное, тянет напиться и подраться.
– Так ты не только запираешь девушек в замках, а еще и дерешься? Как-то несолидно для хозяина города, не находите, Тихон Ильич?
– Знаешь, что хочу?
– Что?
Пиво точно ударило в голову на пустой желудок, киваю, заставляя Арину наклониться, а сам, удерживая девушку за шею, поднявшись, быстро целую в губы. Отпускаю, у нее глаза как два больших блюдца, на дне которых страх и удивление.
Кажется, в этот момент где-то разбилась посуда, а может, треснуло мое сердце.
– Совсем с ума сошел?
Она такая забавная, растерянная.
– Определенно.
– Арина! Можно тебя на минуточку?
Блондинка с кудрями в фартуке официантки смотрит подозрительно, кивает, просит подойти. Чувствую на себе еще чей-то взгляд, странное ощущение, словно сверлят мой затылок.
Но слишком людно, чтоб кого-то разглядеть. Лишь сейчас понимаю, после сделанного, что нельзя выставлять напоказ свои чувства и идти на поводу своих эмоций, ведь взрослый, а главное, не простой я человек.
Вот же черт. Надо срочно ее уводить отсюда.
Глава 22
Арина
Покровский, конечно, удивил, вообще все, что происходит в последнее время со мной, странно и необычно. Хотя для всех нормальных женщин, думаю, вполне буднично встретить мужчину, заняться с ним сексом. А потом чтоб он пришел и на глазах у всех тебя поцеловал, как бы заявляя свои права.
И почему меня это не напрягает, как с Никифоровым? Нет, он меня не таскал и не показывал всем, но знали именно все, чья я игрушка.
Лежу на кровати, раскинув руки, и смотрю в белый потолок, я снова у него в квартире, утро, за несколько дней пасмурной погоды появилось яркое холодное осеннее солнце. В теле болит каждая клеточка, тянет мышцы, губы припухли от поцелуев.
Господи, Арина, что вообще ты творишь?
Что вообще происходит?
Улыбаюсь, прикрыв глаза, натягивая одеяло на голову, вспоминаю, что было ночью, сильные руки Тихона, его хриплый голос, укусы. Викинг сдерживал себя, я это чувствовала, он делал это ради меня.
Ради меня никто ничего никогда не делал.
Мне бы надо снова выпустить шипы, думать о своей свободе, о документах, связаться с человеком, контакты которого дал Виссарион. Да еще его сынок, тварь конченая, сказал то, что я больше всего боялась услышать за все свои двадцать пять лет, что я шлюха детдомовская.
Коба задел, по как я думала, давно затянувшемуся гнойнику, непонятно как он узнал мою фамилию, надо было не по яйцам его снова бить, а спросить. Но мне даже мерзко находиться с ним рядом.
В мыслях полный бардак, нельзя менять одного покровителя на другого, Тихон нравится мне, его сила, уверенность, глаза, как он смотрит. Становится жарко, откидываю одеяло, тут же попадая в мужские объятья.
– Выспалась?
Прохладные ладони скользят по плечам, убирая распущенные волосы, целует в висок. Черт, это обезоруживает больше любых слов. Подминает меня под себя, придавливая телом, под моими пальцами снова шрам на его плече, отросшая борода щекочет, а он продолжает целовать уже шею.
– Ты пахнешь так, что я дурею.