– Тихон… Тихон… сука…совсем ошалел?
– Не переживай, я тебя не убью, это сделают другие. Но ты, тварь, посмел тронуть мою женщину, похитить ее и смотреть после этого мне в глаза. Думал, я твою сраную схему не вычислю? Был уверен, что все сойдет с рук, и ты так просто продолжишь кувыркаться, довольный собой, со шлюхами?!
– Это ошибка, Тихон, черт, ты мне зуб сломал, – Сава схаркивает темно-красные сгустки на светлый ковер, размазывая кровь по разбитым губам.
– Вернусь, если ты будешь еще жив, доставлю себе удовольствие – закопаю лично.
– Да я клянусь, не трогал твою шлюху, нахуй она мне нужна.
Снова наношу подряд три удара, хруст, вой. Слушать историю, что Сава ничего не знает о сгоревшем домике в лесу, о тачке, что была на трассе и попала в поле видимости камеры, не хочу. Просто хочу убивать его за то, что посмел обидеть мою девочку.
Отбросив вялое тело в сторону, выхожу в коридор, медленно по лестнице спускаюсь вниз. Гробовая тишина в холле, все делают вид, что ничего не произошло. На крыльце вдыхаю морозный воздух, по пути к машине, взяв снега, стираю с рук кровь, костяшки снова разодраны до мяса, но это даже приятная боль.
Курить хочется смертельно, в бардачке нахожу сигареты, первая затяжка, откидываюсь на сиденье, задерживаю дыхание, а потом выдыхаю. Телефон издает сигнал, читаю сообщение, город, улица, квартиру я знаю, Нина сказала.
Вновь набираю номер Арины, который мне дала ее подруга, но лишь длинные гудки, а душа на разрыв.
Что же ты раньше, моя хорошая, не сказала, что тебя спасать надо?
Я бы уберег, вот бог мне судья, как мог бы уберег.
Глава 40
Арина
– Все в порядке? Арина?
Доктор что-то говорит, я его совсем не слушала, все мои мысли сосредоточены вокруг сказанных недавно Гектором слов. Он поможет? Как? У меня лишь один вариант свободы – убийство. Но если я правильно поняла, свобода нужна ему так же, как мне.
– У тебя холодные пальцы.
– Все в порядке.
Эдуард Маркович скептически качает головой, но вопросов больше не задает, снова начал меня осматривать. Лежу, сцепив руки на груди, смотрю до рези в глазах в белоснежный потолок.
– Сейчас я закончу, сдашь все анализы, а потом сделаем ультразвуковое исследование. Кое-кому нужно об этом знать, а не орать и не ставить условия.
Прекрасно понимаю, о ком говорит доктор.
– Что… я хочу спросить, как там?
Спросила, а сама перестала дышать, грудная клетка горит огнём, вот сейчас он скажет, мол, все отлично, ничего нет, тебе, Арина, показалось. Беременности и быть не может, что ты там такого себе нафантазировала? У тебя стоит спираль, всем спиралям спираль, я доктор с кучей дипломов и не могу ошибаться, а уж передовые технологии и прочая муть – тем более.
– Визуально все хорошо, сейчас будет немного неприятно, необходимо убрать лишнее.
– Хорошо? Совсем хорошо?
– Ты какой ждешь от меня ответ? Что ты беременна и вошла в один процент статистики?
Я не знаю, какой жду ответ, но точно не про один процент.
– Черт… док… м-м-м, – дергаюсь, процедура малоприятная.
– Не выражайся при ребёнке.
Задержала дыхание, приподнялась на локтях, смотрю на макушку Эдуарда Марковича, нервно сжимая больничную сорочку, поймала себя на том, что улыбаюсь.
– Все готово, ты молодец, Арина. А вот к производителям данного контрацептива у меня много вопросов и претензий. И как у тебя так получилось?
– Сама не знаю, я здесь ни при чем.
– А кто? И не смотри на меня как на врага народа. Ты беременна, и это прекрасно, срок три-четыре недели, на УЗИ посмотрим точный срок, в твоем случае, не предохраняясь, вероятность забеременеть равна шестидесяти процентам. Ты уникальная девушка.
Стираю с щек слезы, сердце отбивает неровный ритм, кусаю губы. Это не я уникальная, это Тихон, только он, один на миллион, мог сделать. Наглый, настырный, но так на удивление легко смог показать мне, что есть на самом деле любовь. А она не в словах, она во взгляде, касаниях, заботе, в свободе выбора и реальной свободе быть рядом с тем, кто дорог.
– Это слезы радости?
– Я так люблю его.
– Ребенка?
– И его тоже… очень.
– Первый раз вижу за несколько лет твои слезы.
– Я не дам его убить, вы понимаете? Я сама прикончу того, кто это захочет сделать.
– Ты думаешь, я способен на такое?
– Я боюсь так думать. Давно не верю людям.
Молчим, слышно лишь, как тикают настенные часы, Эдуард Маркович снимает перчатки, обиженно поджимает губы.
– Я всегда только за жизнь. Иди сдай кровь, знаешь где, а потом в кабинет УЗИ – номер семь, я подойду.