Зачем?
Пролистываю блокнот. Я и так знаю, что ручку в ресторане подбросил он. И прочее тоже. А я думала на всех, на бывшую брата, на Даяну, на всех! Кроме него!
Господи! Его куртка была в краске в день, когда наш забор облили краской! Как я могла не заметить, не обратить внимания?! Всегда молчаливый, тихий, немного стеснительный влюбленный в меня Лукашин — просто маньяк!
«…— У тебя куртка испачкана, — замечаю разводы чего-то зеленого на его верхней одежде.
— Ой, ага, — поспешно проговаривает, стягивая ветровку, а потом складывает пополам и перекидывает через лямку рюкзака…»
Только в эту секунду меня волнует другое: зачем Лукашин достал этот блокнот?! Зачем хранил?! Зачем положил туда, где он будет всегда под рукой? В любую секунду, когда в голову придёт мысль…
Я листаю-листаю, букв и записей слишком много и от шока мои глаза цепляются за все, не фокусируясь даже… Не сразу догадываюсь просто открыть блокнот с конца и листаю уже в другую сторону.
Одна запись. Большими буквами. Учасная, пугающая… Господи боже… Мне становится жарко, хотя, кажется, я наоборот холодею. Это то состояние, которое описывают «бросает то в жар, то в холод»? Я прочувствовала на себе это состояние.
Единственная фраза гласит:
«В этом мире нет места Макару Ветрову.»
Непослушными руками переворачиваю следующую страницу и читаю:
«Пока жив Ветров, Арина моей не будет.»
А потом я слышу поворот ключа в замке и абсолютно радостное, будто клоун в «Оно» врывается в мое сознание чем-то инородным:
— Арина, родная, ты приехала!
Глава 39
Замираю. Практически затравлено выпускаю из рук блокнот, который аккурат приземляется около моих ног. Твою ж…
Но сделать ничего не успеваю, потому что Лукашин с букетом в руках входит в комнату.
Ему нужна всего минута для того, чтобы оценить ситуацию и понять. Понять, что я знаю о том, о чем он не хотел бы, чтобы я узнала.
— Не подходи! — выставляю руку в оборонительном жесте, будто это может мне помочь.
Я сотни тысяч раз оставалась с ним наедине, испытывая при этом совершенно разные эмоции. Но никогда еще этой эмоцией не был пробирающийся под кожу страх.
— Ты что, милая? Это же я, — растерянность исчезает с его лица, как и не бывало, а сам он потихоньку приближается.
Только теперь я знаю, что Артем Лукашин болен.
И имя этой болезни я.
Арина Туманова.
Знаете, насколько мне страшно? Очень.
— Это ты… — выдыхаю пораженная, все еще не способная прийти в себя. Не каждый день, знаете ли, узнаешь, что твой бывший — сталкер. — Ты… Как ты моей семье в глаза смотрел?
— Я любил тебя. Твой этот Ветров, — здесь, на это ненавистной, как я уже наверняка знаю, фамилии, Артём презрительно кривится, — нужна ты ему, думаешь? Нет! Не нужна! А я тебя люблю! Люблю слышишь, Арина?! Люблю!
Он переходит на крик. Не тот, самый обычный, а какой-то судорожный. Я такого не видела раньше… Он преградил мне дверь собой и сейчас все, чего я хочу — уйти. Уйти!
Изменения в Артеме происходят мгновенно: его глаза буквально наливаются кровью, а лицо становится жестким. Крика больше нет, зато есть тишина. И я не знаю, что страшнее. Я не могу предсказать его действия. Никогда не замечала, но сейчас от нее буквально исходит сумасшествие. Он одержим.
Медленно, чтобы не раздражать его резким движением, поднимаюсь с кровати и делаю шаг к окну. Понятие не имею, что это даст мне, но лучше так, чем смотреть на него снизу вверх.
Но снова мимо. Просчитать хоть что-то в этой ситуации невозможно. Мое движение действует на Лукашина, как спусковой крючок. Раззадоривает или пугает — и разбираться не хочу, и не успеваю даже пикнуть, как он хватает меня за руку и горланит, словно в забвении:
— Ты моя, Арина!
И сейчас, поверьте тому, что я вижу: сейчас это не красивая фраза, он свято верит в то, что говорит.
Мороз страха окутывает, затмевает рассудок и мешает думать. А думать надо как никогда быстро и в правильном направлении. Господи, ну почему я такая дура-то?!
Когда его затуманенные мутной дымкой глаза оказываются совсем близко к моему лицу и он повторяет. Тише, требуя безропотного подчинения, но от этого сердце ухает вниз:
— Ты моя, Арина.
Единственное чего я хочу — это уйти, потому что происходящее попахивает дуркой. Только по Артёму понимаю отчетливо, что тот готов буквально на все и прямо сейчас. Жмурю глаза, чтобы протрезветь, выйти из оцепенения. Обдумываю, собравшимися в кучу извилинами, как бы сделать все аккуратно и если не сбежать самой, то хотя бы позвонить тому, кто поможет это сделать: брату, Аланьеву, Макару, да кому угодно!
— Успокойся, Артём, все хорошо, — тяжело сглотнув вязкую слюну лепечу. Но заставляю себя замедлить судорожный текст, который сам по себе выдаёт мой рот, — Это такая встряска для отношений. В модном журнале вычитала, — с плохоскрываемой дрожью в голосе говорю на тон тише обычного. Потому что так эмоции скрыть легче. Н-наверное…
— Какой ещё журнал, Арина? — вид у Артёма растерянный. Он абсолютно явно не ожидал такого поворота.
— «Элль», кажется, — нервно дергаю плечом, — Точно не помню, правда. Но там так и значилось: если вы хотите разнообразить и внести новшество в вашу любовь, взбодрите своего партнера. Я взбодрила, перестаралась, да? — со всей актерской игрой, на которую только способна, добавляю своему голосу чувства вины. Хоть бы поверил…
— А почему Ветров? — хрипит в неверии.
— Ну а кто еще? — выпаливаю первое, что приходит на ум. Но учитывая, какая я тупица, про ум загнула, конечно, — Заодно и его проучила. Ты же намного лучше его. Вот теперь он об этом знает.
Ответ, кажется его удовлетворил. Потому что Лукашин крепко прижимает меня к себе, а я силюсь не дрожать, как лист осиновый.
— Когда Катя сказала, что ты уехала с ним, я себе места не находил, — шепчет расслабившись, сраженный моим признанием. А я отмечаю, что это работает. Работает!. И нужно продолжать в том же духе. А потом добраться до телефона… Главное, позвонить.
И тут замираю вновь: мне может звонить Ветров. Сам. Ветров, который понятия не имеет, где я.
— Катя? Секретарь Горгоны? — отвечаю запоздало. Потому что он поворачивает на меня свои стеклянные глаза.
— Ага. Я просил ее все о тебе сообщать, — признается, механически поглаживая мои волосы.
— В-волновался, да?
— Конечно. Ты же моя, Арина. А этот Ветров вездесущий… Нравился этой суке! — и по вновь напряженному телу я понимаю, что его злость заново набирает обороты.
— Его тут нет, Тем, — предпринимаю попытку. Мое тело все еще одеревеневшее, голос слушается плохо, но мелькнувшая надежда придает сил.
— Так ты не уходишь? — спрашивает, все ещё не веря.
А я молюсь всему, что есть на белом свете, чтобы поверил, потому что очень трудно, на самом деле, за минуту и в дезориентированном сознании придумать что-то более сносное, чем эта чушь.
— Куда, Темочка? Это мой дом. — А вот это уже работает безоговорочно.
Но говоря это, чувствую себя той ещё стервой, потому что ощущения дома для Лукашина совершенно особенно. Он делился со мной и сейчас я использую эту информацию в своих грязных целях. Или чистых. Спасти свой зад от параноика— это нормальное желание? Если ваш ответ нет— вызовите врача.
— Я хочу чай, ты будешь? — эти действия должны подтвердить то самое ощущение дома, в котором я пытаюсь убедить Артема.
— Да, того, с травками, который привозит мама.
Киваю. Мама и чай с травками. Интересно, что же там за травки такие, а, Елена Петровна? Так вот почему она так истерила, когда я манатки собирала. И с детьми торопила, и с женитьбой. Потому что предполагала, чем может обернуться мой уход. Или точно знала, чем обернется.
На подготовку к чаепитию уходит минут пять от силы и все это время Лукашин не спускает с меня совершенно лишённых эмоций глаз. Он ходит по пятам, как привязанный. А телефон мой остался в коридоре прихожей, которая прекрасно осматривается из кухни.