Когда Далай Лама рассказывает о себе в обыденной обстановке, он сохраняет туже простоту, шутливость и непосредственность, с которыми выступает с высоких международных трибун. Его заразительная веселость может быстро смениться грустью, когда речь заходит о страданиях людей в нашем мире: «Многие Будды посещали нас, но человечество продолжает страдать. Такова реальность сансары. Это не поражение Будд, а тех людей, которые не восприняли его поучения».
Я рад, что я - сын простых крестьян
Мой день начинается в три - полчетвертого часа утра. Проснувшись, я обращаюсь мыслям к Будде и читаю приветственную молитву, сочиненную великим индийским мудрецом Нагарджуной[17]. Я молюсь лежа, сложив руки, в почтительной полудреме...
Поскольку я - действующий буддистский монах, то с самого пробуждения я высказываю почтение Будде и стараюсь приготовить свою душу к большему человеколюбию, состраданию на грядущий день, чтобы нести людям благо. Затем я занимаюсь физическими упражнениями - шагаю по беговой дорожке.
Около пяти я завтракаю, затем провожу несколько медитаций и читаю молитвы примерно до восьми или девяти часов. Затем по привычке читаю прессу, но бывает, что иду в зал аудиенций на назначенную встречу. Если у меня нет других занятий, по большей части изучаю буддистскую литературу, сочиненную моими учителями в прошлом; но читаю и современные книги.
Затем я предаюсь аналитической медитации, которая называется бодхичитта, «пробужденное сознание» в буддистской терминологии. Я также практикую медитацию на пустоте. Бодхичитта и медитация на пустоте - самые важные в моей ежедневной практике, так как они помогают мне в течение всего дня. Какие бы трудности ни встали передо мной, печальные события или дурные новости, эти медитации позволяют добиться глубинной стабилизации сознания и поддерживают его изнутри.
После завтрака я возвращаюсь в зал аудиенций для других встреч. В это время почти каждую неделю ко мне приезжают соотечественники, недавно приехавшие из Тибета.
Пять часов вечера - время моего вечернего чая. Я не ужинаю. Если чувствую голод, то съедаю печенье, попросив у Будды прощения. Затем отдаюсь молитвам и медитациям...
Около семи-восьми часов я засыпаю, предварительно вспомнив, что я сделал за день! Я сплю восемь или девять часов. Это - лучший момент дня! Полная релаксация... (Смеется.)
Я родился в пятый день пятого месяца года Деревянной Свиньи по тибетскому календарю. То есть 6 июля 1935 года по западному календарю. Мне дали имя Лхамо Тхондуп, что буквально означает «Богиня, исполняющая желания». Тибетские имена и названия местностей, вещей часто очень живописны при переводе. Например, Цангпо, название одной из самых крупных рек Тибета, которая в Индии становится полноводной Брахмапутрой, означает «Очищающая».
Моя деревня называется Такстер, или «Рычащий тигр». Когда я родился, она была маленькой и бедной. Такстер угнездился на холме, возвышающемся посреди широкой долины. Пастбища использовались не фермерами, а кочевниками, всё из-за непредсказуемой местной непогоды. Когда я был совсем маленьким, моя семья, как и двадцать соседних семей, добывала скудное пропитание, возделывая эту землю.
Такстер находится в северо-восточной части страны, в провинции Амдо. Дом, в котором я родился, был типичен для этой части Тибета: из камней и глины, под плоской крышей. Единственный необычный элемент его архитектуры - водосток из выдолбленных стволов можжевельника, отводивший дождевую воду. Прямо перед домом, между двух его «рук», или крыльев, располагался маленький дворик, а в его центре был укреплен высокий шест с флажком, на котором были написаны бесчисленные молитвы.
Домашние животные размещались за домом. В доме было шесть комнат: кухня, где зимой мы проводили большую часть дня, молитвенная комната с маленьким алтарем, где мы собирались для вознесения утренних даров, спальня родителей, комната для гостей, кладовая для продуктов и, наконец, хлев для скота.
У детей не было своей комнаты. В младенческом возрасте я спал с матерью, а затем - на кухне, рядом с очагом. У нас не было ни стульев, ни кроватей в прямом смысле этого слова, мы спали на высоких топчанах или в комнате родителей, или в гостевой. Были у нас несколько деревянных буфетов, раскрашенных в веселые цвета.
Моя семья жила в очень отдаленном районе. Сининг, центр провинции Амдо, был самым близким городком, но, чтобы до него добраться, надо было ехать на лошади или на муле три часа. Наша деревня была очень бедной, и только благодаря моему старшему брату, признанному в юности реинкарнацией ламы крупного монастыря Кумбум, мы жили чуть лучше по сравнению с остальными.
Я всегда радовался своему скромному происхождению. Родись я в богатом или аристократическом семействе, мне трудно было бы разделить заботы простых жителей Тибета. Мои младенческие годы в Такстере оставили в моей душе сильный отпечаток. Они позволяют мне читать в сердцах самых обездоленных, сострадать с ними, стараться улучшить условия их жизни.
У меня было много братьев и сестер, так как наша мать произвела на свет шестнадцать детей, из которых выжили только семеро. Когда я появился на свет, моя старшая сестра помогала матери при родах. Мы были очень привязаны друг к другу и даже при нашей суровой жизни не унывали.
Мои родители были мелкими крестьянами, они арендовали клочок земли и сами его обрабатывал. Ячмень и гречиха - главные злаковые культуры Тибета. Моя семья, как и все, выращивала их и еще картофель. Но очень часто труды целого года пропадали из-за сильного града или засухи. У нас было немного домашнего скота, которые представляли собой более надежный источник доходов. Я помню пять-шесть дзомо[18], которых мать доила. Научившись ходить, я обычно ходил в хлев вместе с ней. В складках одежды я нес чашку, куда она наливала мне еще теплое парное молоко.
У нас было стадо примерно из восьмидесяти голов мелкого скота, овец и коз, а отец обязательно держал одну иди двух лошадей, которыми он очень дорожил. В нашей местности он слыл знатоком ухода за лошадьми и даже при случае их лечил.
И еще наша семья держала двух яков, настоящий подарок человеку от природы - они могут выживать на высоте три тысячи метров! У нас были куры - яйца мне разрешалось собирать в курятнике. Я часто ради забавы забирался на насест, усаживался на него и кудахтал, как курица!
Моя мать напомнила мне некоторые события из первых лет моей жизни. Однажды она с удивлением услышала, как я в очень раннем возрасте повторяю: «Я из Центрального Тибета! Я должен туда вернуться! И всех вас туда увезу!» А играть я любил так: укладывал дорожную сумку, обходил всех со словами прощания и делал вид, что уезжаю верхом на чем-нибудь, что воображал лошадью. Мои близкие принимали всё за детскую игру, никто не придавал этому особого значения. Только позже мать подумала, что я интуитивно предчувствовал свою судьбу.
На самом деле мои родители не подозревали, что я стану Четырнадцатым Далай Ламой. За несколько месяцев до моего рождения отец заболел странной болезнью: он терял сознание, у него кружилась голова, так что ему пришлось лечь в постель, и все домашние заботы легли на мою беременную мать. Любопытно, что утром после моего рождения он почувствовал, что поправился, встал совершенно здоровым и отправился молиться, как ни в чем не бывало. Когда он узнал, что на заре этого радостного дня у него родился сын, он доверительно сказал матери, что этот ребенок будет не как остальные и что его надо сделать монахом.
Даже сегодня мне случается задуматься, как же миссия, отправившаяся на поиски Четырнадцатого Далай Ламы, обнаружила нашу деревушку, затерянную в огромной травянистой пустыне Амдо.
В 1933 году мой предшественник Тхубтен Гьяцо покинул этот мир в возрасте пятидесяти семи лет. Его тело было набальзамировано по полагающемуся обряду, и однажды утором монахи с удивлением обнаружили, что его голова, направленная на юг, повернулась в направлении северо-востока. Это необычное событие было воспринято как неоспоримый знак, указывающий место его новой реинкарнации.
17
Нагарджуна (ок. II в. н. э.) - один из главных буддистских философов Махаяны в Индии. Считается, что Нагарджуна привез привез «Рукопись совершенства мудрости» из страны нагов и позднее систематизировал их учение в Срединном пути.