— Пропусти, Елизарова, а? — взмолился Тимур. — Так жратеньки хочется, а у меня в спальне точно есть бутерброд. Если я умру от голода, потом будешь винить себя до конца жизни.
Елизарова явно пыталась строжиться, но не сдержалась и улыбнулась шире, посмотрев на него, а затем посторонилась, пробормотав что-то типа «фанатики».
— Спасибо, Елизарова! — выкрикнул Тимур и одним махом протиснулся в двери. За ним скользнули остальные.
Мы остались втроем. И я, и Бакурин, вне всяких сомнений, поджидали, пока один из нас свалит, чтобы остаться с Елизаровой наедине. Но, наверное, это уже моя паранойя.
Первой не выдержала Елизарова:
— Вы идете или нет? Холодно, — она поежилась, и Бакурин опомнился.
— Да… да, конечно, извини, Ева. — Он как увалень протиснулся между нами и исчез из виду.
Я с силой захлопнул за ним створку и встал к Дворецкому задом, а к Елизаровой передом.
— Что ты делаешь, Исаев? Я замерзла, пусти меня в общагу, — она сверкнула глазищами и стянула халат на груди, но скользкая ткань все равно расползалась.
— Это не проблема.
Я рывком прижал ее к себе, ткань тут же мерзко прилипла к влажной от пота груди, и пока мы с Елизаровой целовались, я думал, что халат придется отдирать от меня вместе с кожей.
Елизарова не просто злилась, она была в ярости. Палочку она, скорее всего, оставила в спальне, и потому не решалась нападать. Все-таки физически я сильнее.
— Ты не надела белье? Или сняла перед тем как выйти ко мне? — я сунул руки в карманы и как можно незаметнее потер поднявшийся член.
— Уйди с дороги, Исаев, или мне придется пойти в кампус другого факультета, — процедила Елизарова, ехидно скривившись. На мордашке появилось такое выражение, будто она знала наперед, как я отвечу.
— Например, в гостиную Флавальеха?
— Она ближе всех, — заявила Елизарова и обогнула меня, но я бросил ей в спину:
— Не валяй дурака, Веснушка, расскажи лучше, как повеселилась с Пашковым.
Она споткнулась о собственные ноги, а когда повернулась, на лице ее читалось отвращение: то ли ко мне, то ли к себе.
— Лучше ты мне расскажи, откуда о нас с тобой знает весь Виридар? И хватит уже меня лапать, и оскорблять (я мельком взглянул на почти зажившие царапины на щеке Елизаровой), и отпускать эти свои намеки на толпу парней, с которыми я трахалась, и задавать тупые вопросы про мои трусы. Ты думал, я сейчас упаду в обморок от счастья, что меня поцеловал сам Марк Исаев? Да таких, как ты, десятки.
— Каких?
— Таких, которые хотят меня поцеловать. — В ее голосе звучало превосходство.
— Да они не поцеловать тебя хотят, дура.
— Имеешь в виду, что они ничем от тебя не отличаются?
— Стоп, Елизарова, погоди. — Сейчас я говорил совершенно серьезно. Мы подобрались к сути. — Намекаешь, что я, такой урод и озабоченный извращенец, силой связал тебя и затащил в пустой кабинет? Ты тоже хотела, Елизарова, — коротко припечатал я, чтобы она доперла. — Ты хотела и дала мне. Я тебя не заставлял.
— Но это не делает меня шлюхой, что бы ты там ни думал.
Елизарова еще сколько-то секунд смотрела мне в глаза, развернулась и, назвав пароль, распахнула дверь. А я стоял и не мог понять, какого черта опять оказался крайним, и почему все телки такие тупые.
Дворецкий пропустил меня без пароля, и от этого стало еще паршивее.
***
Порой я думаю, что, не будь Залесский таким старым, он женился бы на Елизаровой и сочинял для нее оды день и ночь. Ну, а что еще ему оставалось бы делать, у него уже и не стоит, наверное.
— Превосходно, моя дорогая! Как всегда превосходно, Ева! — он заломил руки, закатил глаза, и я совсем уж было собрался бежать за Варламовой, когда его от восторга хватит удар. — Как все-таки жаль, что вы не на моем факультете. — Богдан откровенно любовался Елизаровой, которая сегодня ко всему прочему распустила волосы и, таким образом, обвесилась ими чуть ли не с головы до ног.
— Некоторые студенты вашего факультета, профессор, считают, что у меня не те данные, — ухмыльнулась Елизарова, не глядя на уродцев из Виредалиса. Те подобрались и уставились ей в спину. А я гадал, какие именно данные имеет в виду Елизарова — происхождение или то, о чем говорил Меркулов.
— Ну-у, моя милая, это они просто завидуют более удачливым товарищам из Рубербосха.
Мельком я заметил, что на роже Хари написано подобие согласия с деканом, и запустил в него сушеным червем, но не попал. Влада громко, скептически хмыкнула, а Залесский пошел дальше, к нам с Гордеем.
— Не так хорошо, как у Евы, но все равно сносно, — покивал он, делая пометку в своих записях, — думаю, не меньше, чем «Хорошо», на Высочайшем Чародейском Экзамене.
— Я буду брать у Елизаровой частные уроки, — крикнул я вслед Залесскому. — И расплачиваться натурой, — шепнул на ухо Прогнозу, и тот ожидаемо захихикал. Псарю и Хьюстону я уже не хотел что-либо говорить про Елизарову. Один фыркнет, другой разобидится.
Залесский еще что-то бубнил про экзамен и про «умопомрачительные таланты», намекая на Харю, но я уже не слушал. После окончания пары я планировал выловить Елизарову и вытряхнуть из нее объяснение.
— Никто и не утверждал, что ты шлюха, — начал я без предисловий, оттащив Елизарову в нишу за статуей и уперевшись руками в стену по обе стороны от ее головы. — Вот нахрена придумывать то, чего не было?
Елизарова провела по волосам, перебрасывая их за спину, и я тупо подумал, что они, должно быть, жутко тяжелые. Руки зачесались намотать всю эту гриву на кулак и сжать, проверить.
— Когда ты вслух считаешь парней, которые меня якобы отымели, это равносильно обвинению в проституции. Уж прости меня, глупую, но именно так это звучит. Чего ты хочешь? — внезапно спросила Елизарова, словно продолжала предыдущее предложение. Без точек.
— В смысле? — вопрос сбил с толку. Я не готов был отвечать на него сейчас.
— Ну, чего ты хочешь? — раздельно повторила Елизарова, как для трехлетнего сопляка.
— Ссать и свалить с трансформагии, — я честно ляпнул первое, что пришло в голову.
— С какой целью ты сейчас подошел ко мне? Так понятнее? Чего. Тебе. Нужно? От меня, Исаев, что?
Я, честно, не знал. Если ответить правду — не поверит, если сказать как обычно — даст по морде или просто развернется и уйдет. Поэтому я пожал плечами:
— Ну, чтобы ты поняла, что я не называл тебя шлюхой.
— Будем считать, что я поняла, — Елизарова устало прикрыла глаза, и я уже хотел было воспользоваться моментом, но она продолжила: — Все? Тогда я пошла. — И поднырнула под мою руку.
Я не стал ее удерживать, потому что не представлял, о чем еще спрашивать и что говорить. Положа руку на сердце, я даже вставить Елизаровой сейчас не хотел, но было что-то другое, неясное, смутное, не сформировавшееся в моей башке. Необъяснимо тянуло просто потрогать ее, может быть, под одеждой, помять грудь, но не трахать. Хотя, вероятно, это из-за того, что вокруг было полно народа.
Глава 9
Елизарова ушла, я потупил и потащился следом, в кабинет Юстины, где эта чудная женщина уже взяла в оборот Свиззаровского.
— Всеволод, возьмите эти карточки и раздайте по одной на парту.
Меня всегда удивляло, почему Разумовская не применит Отвращающие чары, как Селиверстов. Или ей просто нравится иметь личных рабов среди студентов? К слову, нас с Псарем она никогда не использовала подобным образом.
Перед самым ударом колокола (только я с удобством устроился за задней партой, собираясь бессовестно лениться) ко мне подошла Светка:
— Можно я сяду с тобой, Марк? — и, не дожидаясь ответа, скользнула на соседний стул.
Я для проформы улыбнулся; все же трахались с неделю назад, и мне понравилось, но потом на боевой магии она попала под заклятие Меркуловой и несколько дней провалялась в больничном покое. Видимо, вчера выписали.
— Как ты?
— О, да я давно в порядке, просто не хотела на пары идти, вот и пришлось врать Варламовой, что тут болит и там ломит.
— Как это не похоже на студентку Каэрмунка, — я лениво огляделся, приметив Псаря с Хьюстоном, Елизарову с Чумаковой и кучку уродцев во главе с Меркуловым.