— Чего-о? В усадьбе они не работают, дорогая.
— Да ты что? — всплеснула руками Елизарова. — Ты мне прямо глаза раскрыла. Дима начал замечать, что Исаев слишком быстро перемещается по усадьбе. Ну, был, к примеру, только что в Главном зале, а через минуту у кабинета трансформагии — это в другом конце усадьбы, если ты помнишь, — кто-то делает из первокурсников табуретки, потому что «сесть негде». А потом этот кто-то врет в глаза Разумовской, что он в то время, когда произошло недоразумение, пил компот за обедом. И десятки студентов это подтверждают. А еще этот кто-то владеет трансформагией едва ли не лучше самой Разумовской, — ядовито закончила Елизарова.
— А ты не думаешь о Перевертыш-эликсире? — Челси нахмурилась, слушая ее. Я затаил дыхание. Да я в жизни не приму Перевертыш. Во-первых, это жуткая гадость, во-вторых, я не собираюсь влезать в чужую шкуру, меня моя целиком и полностью устраивает.
— Вряд ли. Тогда кто-то из дружков Исаева периодически пропадал бы, а они всегда вместе. Перевертыш, к слову, тоже запрещен к использованию.
— Ну, Соколов пропадает иногда, — напомнила Злата.
— Соколов пропадает на несколько дней, — покачала головой Елизарова, — не думаю, что он делает это ради очередного заскока Исаева.
— Но как, блин? — не выдержала Челси. — Как они это делают? Сам Цареградский не может использовать порт-артефакты на территории Виридара!
— Уверена, что Цареградский может, — ухмыльнулась Елизарова. — Но речь не о нем. Дима потихоньку начал присматривать за Исаевым и выяснил, что они используют домовых, которые работают в общежитиях. Они доверчивые, а языки у этих клоунов подвешены хорошо.
— А ты не предполагала, что Корсаков их просто-напросто на дух не переносит? Он ведь мог все это и придумать.
— Предполагала, — честно призналась Елизарова, — он Исаева терпеть не может, завидует его богатству…
— Чему, прости, завидует? — опешила Чумакова. Она как раз сунула руку в лифчик, чтобы поправить грудь, да так и застыла.
На лице Елизаровой нарисовалось такое выражение, будто приходится объяснять, откуда берутся дети.
— Богатству. Отец Димки работает на заводе, в семье четверо детей, с деньгами туго. Тебе ли не знать. Меня аж передергивало, с какой злобой он говорил об Исаеве. Говорил, что кому-то все достается легко, а кому-то приходится карабкаться наверх самому. Дима одержим идеей выбиться в люди и много зарабатывать — неважно каким способом.
— А сейчас уже не передергивает?
— Сейчас я не разговариваю с ним, — грубо отрезала Елизарова. — А тогда я ему так сразу и сказала, что он принимает желаемое за действительность.
— Корсаков разозлился и сказал, что у него есть доказательства, — перебила Чумакова, которой Елизарова, судя по всему, эту историю рассказала перед походом в мужской душ.
— Да, Дима видел, как Исаев поранился при перемещении, совсем недавно. Что-то пошло не так, может, домовой испугался, но так или иначе Исаев остался без доброй половины бедра. Корсаков кричал, что если я такая недоверчивая, то могу стянуть с Исаева брюки и убедиться воочию.
Елизарова замялась, я пощупал рану на ноге, которая все не заживала: настойки калгана под рукой вовремя не оказалось, и в месте ранения кожа покраснела и воспалилась.
— Звучит правдоподобно, — протянула Милена. — Откуда бы Корсакову знать об этом, если он все выдумал…
— Да не выдумал он. Рана есть, — Елизарова провела ладонью по лбу, челка осталась стоять дыбом. — Я посмотрела «Справочник знахаря», по описанию рана очень похожа на последствия нелегального использования порт-артефакта. Все сходится.
— Ни у кого из нас еще нет разрешения, — Злата передала ей расческу, — и занятия по обращению с порт-артефактами начнутся только после Нового года. То, чем балуются наши мальчики, противозаконно.
— Все законно, пользование услугами домовых — не преступление, — вздохнула Елизарова. — Но я боюсь представить, как эти четверо могут это использовать. Иногда я очень боюсь их.
— Кого? Исаева? — Злата отвесила челюсть как отсталая.
— Они очень сильные маги, — серьезно сказала Елизарова, а мне показалось, что она стебет. — Исаев и Чернорецкий. Мне кажется, они сами не знают, насколько.
— Да что они могут? — Челси кашлянула. — Ну разве что… — и ритмично поводила языком за щекой.
— Фу-у, — Злата то ли скривилась, то ли захихикала, то ли все вместе. — Не могу представить, зачем брать эту штуковину в рот.
— А ты попробуй, сразу поймешь, — подначила Челси и неприлично загоготала.
Вдалеке прозвучал колокол. Толпы голодных студентов понеслись в Главный зал, громя коридоры.
— У Исаева большой? — краем рта спросила Милена, когда Елизарова, собрав волосы в Прогноз, направилась к выходу.
— Откуда я знаю, — нетерпеливо отбрехалась та. — Наверное.
— Ну скажи, — Маркова пристроилась сбоку и подталкивала Елизарову плечом, — скажи, большой? Покажи, какой примерно…
— Сходи да посмотри, с маскировкой помогу, так и быть.
— Да блин, ну скажи, больше пятнадцати или меньше?
— Избавь меня от этого, — Елизарова ускорила шаг и выскочила в коридор.
— К твоему сведению, Милена, — со знанием дела вставила Челси, — когда парни писают, член намного меньше, чем, когда они трахаются…
Они ушли, так и не позволив мне узнать, большой ли у меня. Мне кажется, большой. Не позорище точно.
— Ты куда пропал после чарологии? — спросил Псарь, стоило мне шлепнуться на стул рядом с ним, и, не интересуясь ответом, зашептал: — Слушай, что у нас с Осенним Кругом? Все в силе? Леха предложил начать после отбоя, иначе можем не успеть. Жалко, что Хьюстон все пропустит…
Праздник Осеннего Круга отмечали с размахом. Считалось, что в этот день первые магистры собирались на Ежегодный Магический Совет и официально посвящали выпускников Виридара в чародеи.
— Ну… да.
— Не понял, — почти угрожающе нахмурился Гордей. — Ты не передумал ли, дружок? Или собираешься напялить на голову мешок и пугать перваков? Пиздец должен быть противозаконным, иначе это не пиздец, а ерунда. Не зря же мы домовых дрессировали.
— Завали, — велел я. — Разумеется, все в силе, действуем по плану. Эй, Елизарова, дай мне соль.
— Сам возьми, — лениво откликнулась она, как будто я был скучной схемой из учебника.
— Елизарова никому не дает, — прокомментировал Псарь и подергался на скамье вперед-назад, словно у него зачесался пердак.
— Ха-ха-ха, — раздельно процедила она и швырнула в Гордея гренкой.
Я перехватил гренку в полете, закинул в рот и с хрустом разжевал. Елизарова вытаращилась на меня с таким видом, будто я только что вытащил из земли и сожрал червя.
— Пошли, парни, — скомандовал я, вставая, сгреб со стола пару яблок и сунул в карман. — Береги сиськи, Елизарова, я скоро вернусь.
— Свали уже, — махнула рукой та и вернулась к своему салату.
— Эй, Ливи, — заорал я, завидев за столом Каэрмунка Оливию, — подними юбку на два пальца, и я подарю тебе мини-огнебол!
— Чернорецкому подари! — проорала та, улыбаясь во весь рот.
— Я нынче в брюках, — хохотнул Псарь и зачем-то вывернул карманы. Оливия и ее смуглая подружка его не интересовали, у него стоял на третьекурсницу Эмму. Эмма тоже училась на Рубербосхе, ничем не отличалась от подружек, на переменах расчесывала перед зеркалом длинные темные волосы и смущалась, когда Гордей зажимал ее в коридорах. На мой вкус, Эмма была маловата ростом и не слишком разговорчива, но Псарь только загадочно ухмылялся и пожимал плечами. Может, она хорошо сосала, а может, давала в задницу. Я не лез с расспросами.
Елизарова тем временем увидела Залесского, выбралась из-за стола и поскакала к нему. Ветроградов засвистел, глядя на ее упруго подпрыгивающие груди, Пашков поднял голову на звук и завертел ею как баран.
Не глядя на Елизарову и ее сиськи, я остановился напротив стола Виредалиса и сделал знак Гордею с Лехой. Когда те прикрыли меня от глаз преподавателей, окликнул:
— Ветроградов! Не глазей на нее, шары выкатятся, потом не соберешь.