– Ты что делаешь? – Он грозно посмотрел на него. – Нельзя к ним прикасаться, пока мы тут – ты нарушишь ход событий, и тогда нас вернут назад. Вернее тебя. Хочешь больше никогда её не увидеть?
После небольшой паузы он продолжил:
– Бедняга и так без тебя осталась, а ты…
– Когда она успела начать ходить?
Ведь Эд прекрасно помнил её в больничной койке. Медсестра говорила девушке, что какое-то время потребуется, чтобы научиться снова ходить.
– Пару недель назад.
– Сколько прошло со времени аварии?
Джон посмотрел на Эда:
– Пять месяцев.
«Пять месяцев? Это получается, что их он пробыл в тёмном пространстве пять месяцев?»
– Какого…
– Всё, хорош ругаться, так нужно было!
– Пять месяцев мы пробыли в той дыре?
– Можно и так сказать, время скоротечно.
– А в первый раз сколько тогда времени прошло?
– Меньше.
– Но я был там дольше.
– Ты не о том думаешь сейчас.
И внимание Эда снова переключилось на девушку, которая своим быстрым шагом почти скрылась из виду. Куда она?
Они молча последовали за ней. Дома остались прежними, невысокие двух – трёхэтажные домики, стоящие очень плотно друг к другу. Маленькие лесенки, чтобы взобраться к двери. Рядом у одного из домов она остановилась. Этот дом он помнил. Там жила её подруга Сара.
Оттуда действительно вышла среднего роста девушка, она была на год старше и когда обнимала Мари, казалось, что она это делает по- матерински или как старшая сестра. У той волосы были тоже тёмно – красные, у Мари они были ярче. Они стояли, прижавшись друг к другу, словно остались совсем одни в этой вселенной. Но ведь это было не так. «Мари. Я же здесь, ты не одна». Он подошёл к ним и хотел коснуться рукой её спины, но Джон снова взял мою руку и покачал головой. Эд отошёл. «Может, и правда, только напугаю её».
– Неужели я никогда не смогу быть с ней вместе?
Джон лишь промолчал. Эд остался стоять в стороне с грустью и болью в сердце. Что он наделал?
Только он не знал, что ещё скрывается за молчанием Джона.
Встреча
Целую неделю они ходили за ней по пятам. Эд вдыхал аромат её тела и волос. Она больше не пользовалась парфюмом, который так нравился ему, Chanel. Он не раз спрашивал Джона, чего они здесь ждут. Но тот каждый раз отвечал: «решения». И сколько же его ждать?! Ему одновременно хотелось видеть Мари, быть с ней, но понимание, что они не могут быть вместе – болью отдавалось в уже неживом сердце. Его нельзя уже было вынуть, раздавить, чтобы как-то уменьшить эту боль. Она поселилась внутри и становилась его сущностью. Медленная пытка и смерть бессмертного. Может, поэтому и говорят, что иногда смерть – это подарок.
Постепенно Мари начала отходить от его смерти. Она иногда начала улыбаться младшей сестре Эшли. Пятилетняя девочка старалась всячески развеселить сестру, поиграть с ней. Так на её лице иногда начала появляться улыбка. А по ночам одна в комнате она проливала слёзы.
День шёл за днём. Мари исполнилось 19 лет. На День рождения она даже надела яркое красное платье. Домашняя посиделка для начала, где все радостно поздравляли её, стараясь не подать вида, что они знают, как ей тяжело сейчас. Из дома были убраны их совместные фотографии, как будто его никогда не существовало. Лишь несколько из них лежало у девушки в книге “Цветы для Элджернона”. Она не хотела отпускать память о своём возлюбленном.
Они продолжали ходить следом. От этого Эд чувствовал ещё больше боль внутри, сердце тянулось к любимой. Когда она шла к подругам – он оставался на улице. Девчачье – это девчачье. Он сидел на детской площадке и наблюдал за серыми днями, коих здесь было бесчисленное множество.
Джон куда-то исчез, оставив Эда одного на детской площадке.
– Не надоело тебе тут?
Эд от неожиданности чуть не упал с деревянной лошадки, на которую присел в ожидании её возвращения. Рядом с ним оказался парень с вытянутым лицом, широкими скулами и волосами смеси блондина и коричневого цвета. Покрасился что ли? Да, тот же не видит его и осмотрелся, к кому обратился юноша, что на пару лет с виду был постарше его. Но рядом никого не оказалось, даже ребёнка.
– Да, я с тобой разговариваю.
– Ты меня видишь?
– Конечно, а что ты думал? Один тут такой? – Его голос был медленным, более мужским, чем юношеским, каким-то даже неестественным.
– Мне говорили…
– Слышал, что тут почти не осталось таких? Верно, нас мало, но мы всё же есть.
Не нравился ему этот парень, во взгляде он видел усмешку, как будто тому уже лет восемьдесят.
– И давно ты здесь?
– Лет тридцать.