Давала Инке читать работу по этому спектаклю. Вроде ей понравилось. «Вроде» – потому что всех подряд подозреваю в неискренности.
Мне так плохо сейчас. Все внутри сжимается. От апофигея к безумию. Спектакль сегодняшний мне открыл такие глубины, о которых хочется написать особо. Добавить к уже существующему или написать новый этюд.
Завтра я могу разбиться о равнодушие и неприятие. О хорошем вообще не думается. Мне странно допустить такую мысль, что им может действительно понравиться.
Ах, все-таки должна про это написать. Сегодня был сон. Какой-то огромный зал. Столовая, скорее, что-то среднее между нею и рестораном. Очень высокие потолки, колонны. Такое ощущение, что мраморная отделка стен. Величественное здание. Будто дворец. Я с кем-то, не помню, возможно, Инка. Заходим, проходим к одному из столиков. Подойдя к столику уже, обернулась. В дверях стояли слева направо: Сашка, Гр., Рустик. Рустик в зимней шапке-ушанке, пальто. Такой странный, непривычный, очень изменившийся. Я его не сразу узнала, сначала даже приняла просто за какого-то незнакомого парня, т. к. все мысли были сосредоточены на Гр. Обожгло. Очень точно помню свои чувства. Один из наиреальнейших снов. Внутреннее состояние во сне было такое же, как у меня теперешней. Так же думала о нем. Но такое ощущение, что по времени это событие отстоит в будущее. Ребята очень повзрослевшие. Сашка возмужавший, похорошевший. Рустик сосредоточенный на чем-то своем, с умными печальными глазами, его лицо стало одухотвореннее, и даже что-то трагическое появилось. Очень изменился Гр. Мне он показался таким красивым. Черты лица несколько смягчились, и появилось что-то благородное во всем его облике.
Мы не разговаривали, не подходили друг к другу, просто хорошо было оттого, что, наконец, просто увиделись. У меня захватило дыхание от предстоящего счастья. Хотя довольно странно мы все себя вели. Во сне все было не так однозначно и определенно, как в моей записи, масса душевных оттенков, смысловых интонаций, легкость переходов в самочувствии и глубина, не подвластная нашей земной логике, вся эта огромность впечатлений, не объяснимая, но осуществившаяся во мне, оставила чистое сознание вещего сна. Не знаю, в чем именно это отразилось. Просто тихая и радостная уверенность: что-то будет. Гр. посылает свою весточку. Судьба смилостивилась. Ведь не хотела. Как не хотела! А сейчас, прислушиваясь к себе, нахожу что-то новое в изменившемся самочувствии и в самом мире. Раньше, когда думала о нем, этого не было. Даже и не надежда. Просто будто повернули на полоборота ключ, и открылась ранее безнадежно захлопнувшаяся дверь. И в щелочку (больше пока нельзя) ворвался свежий воздух. Мне так легко и приятно было, когда проснулась. Не сразу поняла, что это сон. Лежала и радовалась: наконец-то увиделись, пусть и не поговорили. Теперь все будет по-другому. И этот спектакль с его завораживающим ритмом и чуткой музыкой так близко. Будто тоже из сна. И вдогонку ему. И намек мне: не забывай, мы здесь, мы всегда рядом, твои двойники, сны судьбы. И помни о нас. Мы не оставим тебя. Такая поддержка так редко. Но я все поняла, это действительно напоминание. И его тоже.
Так остро вдруг почувствовала – что-то изменилось. Испытание кончилось. И не только любовью. Вообще отпустили на свободу сердца и мысли. А этот чертов страх? Да так, оставим. И правда, все во мне и вокруг меня другое. Я – другая. И такая же, вроде. Но зыбкие неуловимые изменения я чувствую все кожей. Это только начало. Я знаю. Боже мой, наконец-то. Теперь я не ошибаюсь и не боюсь об этом говорить. И по крайней мере, до марта мне обещано это другое. Дождалась все же. Не сломалась. И контакты с ними совсем другие теперь. Я общаюсь подсознанием, не диалог, а прикосновение пауз. Выдохнула меня печаль. Не смогла одолеть. Почему не боюсь об этом писать? События могут быть разные, не лучше и не хуже,
чем раньше, во внешнем мире все останется прежним, и ни на йоту не изменилось, только я – другая, и во мне появилось что-то, чему не могу дать названия. Неужели и правда? Да. Сердце замирает и сомневается. Но интуицию не обманешь. Наезжайте, ешьте, бейте меня, житейские бури, я – другая. И я осталась.
Шли вечером с Инкой по расцвеченной огнями Тверской. Такая нежность нахлынула к Москве, к судьбе за счастье жить здесь. Ну, конечно, боюсь завалить сессию. И что мне делать с моей ленью и легкомыслием? Надеяться на случай? Другого выхода, видимо, не предвидится. Сделаю все, что успею. Единственно возможный ответ.
Так странно чувствовать себя будто заново родившейся. Во мне продолжает звучать музыка. Это дорожка в мое будущее, еще одна открывшаяся даль, еще одна ступенька вверх. И, похоже, перешла какой-то важный предел. Я говорила как-то, что будто блуждаю между уже пройденным и предстоящим. И в этом невоплотив-шемся междумирном пространстве заблудилась, как в трех соснах, и не могу преодолеть его тяготения и подняться выше, к какой-то новой эпохе (в масштабе одной судьбы), но и спуститься, конечно же, не могу. Так и болтаюсь «между небом и землей». Так длилось долго, мне казалось, слишком долго. И вот, неужели конец? Неужели пустили? И сама выдержала груз испытаний? Боюсь ли завтра? Да, конечно. Но…все мои сомнения также останутся при мне. Но…я – другая. И я осталась.
Ночь. 1.20. Уже, собственно, 30 ноября. Последнее время ложусь постоянно после двух часов, а иногда и после трех. Безумие, конечно. Недосыпаю. Наверное, дурнею. Но слишком интенсивен ритм. Ах, не успею подготовиться, как следует, к сессии.
Жду, сама не зная, чего. Встречи? Известия, счастья?
Почему сейчас так много и так часто думаю о тебе? Очень много и очень часто. Странно, столько времени прошло. А сейчас снова это всплеск воспоминаний и надежд. Ты помнишь меня? Ты помог мне справиться с трудностями: благодаря этой весточке я ожила и стала новой. Спасибо тебе, листопад мой непутевый. Ветер вероятностей, подскажи мне, когда встреча. Вспоминай хоть мгновением, хоть намеком на воспоминание. Что бы тебе ни снилось, знай, это я возвращаюсь.
Выхожу из дома. В пустоту обреченности. С осознанием своей «гениальности», уверенностью, что ее не поймут, и с надеждой непонятно на что. С Богом!
3.12. Что мне делать? С моим чудесным настроением, с моим несносным легкомыслием и богемностью и с моей ленью? Я не учу совсем, сажусь читать, но надолго меня не хватает. До зачетов – 3 недели.
Работу свою, кстати, прочитала успешно. Судьба на этот раз выручила. Не было ни одного человека, при котором я тушуюсь. Приятно, когда нравишься.
Надо объяснить, что значит для меня Москва. Сейчас начинаешь понимать ценность явлений, когда есть опасность их потерять. Но я уверена, что моя судьба связана с Москвой. И ничего не могу с этой уверенностью поделать.
Настроение: сегодня теплее. Снег размяк. Коричневыми жалкими ошметками тревожит взгляды. Декабрь было забастовал. Но ворвались в мою душу и растопили окружающий город надежды. Всепоглощающая надежда на избавление от бу-ден. Да здравствует май и его свита. Но это лишь сон. Где снова мой единственный смотрит на меня так, что хочется разрыдаться от счастья, потеряв голову, выбежать на крышу, на тающий снег, взмахнуть руками и исчезнуть в ночном небе, где сахарные песчинки звезд едва проглядывают из-за световой блокады городских фонарей. Я еду в метро, иду, дыша разнеженным декабрьским воздухом, думаю о тебе, мой любимый, и о себе (моя прелесть!). Мне так много хочется сказать этому городу. Ему обязана своей легкомысленной, безалаберной и талантливой жизнью. Все, о чем мечтала, он подарил мне. В воздухе – пережитые печали и боли, сожженные временем грехи, и пламя моего сердца ни на миг не гаснет, не уменьшается. Я всегда любила Москву самозабвенно. До болезненности. Я так любила все те старинные великолепные дома в центре, цветущие вишни и каштаны весной, людей, о которых любила выдумывать всякое, породистых собак, которых эти люди выгуливали. Я наслаждалась ароматнейшей атмосферой центра, тихого, аристократичного, вечно юного. Я навсегда хотела остаться там, но это было невозможно, и когда наступало расставание, мне было бездонно, будто я прощалась с любимым человеком. Москва для меня была и вдохновением. Сколько лирических, пронзительных, крылатых стихотворений выпархивало на листы и начинало жить, благодаря ее величеству городскому очарованию. Я болезненно и ревниво относилась к ее отношениям с другими. Мне хотелось особого права – быть приближенной. И вот я – в Москве. Более того – живу в отдельной квартире одна. Свобода действий, мыслей. Учусь, отдыхаю, работаю (пишу). И чувства мои к городу стали глуше, нет, не потухли, не уменьшились, просто, будто заретушировала жизнь их, перевела на задний план. Слишком интенсивно и по-новому закружились события. Слишком погрузилась я в эту гремучую смесь театров, новых знакомств, стихов, рецензий. Но иногда вдруг наплывала такая радость, такая огромная благодарность. Мне становилось легче, и я говорила себе: «Боже мой, счастье-то какое. Живу здесь. Что еще?» Теперь, когда боюсь потерять, особенно дорог город. Обожание и слезы. Я люблю тебя, декабрьский кудесник. Уже скоро Рождество. Ты оденешься в иллюминацию, запахнет, хвоей, апельсинами, и незаметно все почувствуют предпраздничную взволнованность, и это всеобщее счастье будет носиться в воздухе. Кутерьма предпраздничных дней кончится. Наступит праздник. Наступит Новый год. Москва подарит его мне. Она расцветет именами событий, она разгадает мое имя. Она усмехнется и пошлет воздушный поцелуй. Обожаемая. Вечно юная и беспечная, восторженная и насмешливая повелительница. Моя искренность известна тебе. И все свое творчество я посвящаю и тебе, наравне с Небом, мамой и Вечностью.