. . . . . . . . . . . . . . .
Да, я чувствую себя гораздо моложе, чем на Земле, и гораздо крепче, и гораздо здоровее. В самом начале я чувствовал себя, как и во время моей болезни, по временам угнетенным, а по временам свободным от угнетения; теперь же - совсем другое! Мое тело почти не беспокоит меня.
Я думаю, что старые люди молодеют здесь до тех пор, пока не возвращаются к своим цветущим голам, и тогда они останавливаются на более или менее долгое время.
. . . . . . . . . . . . . . .
Да, здесь есть школы, где желающие могут обучиться, но и здесь немного Великих Учителей. Обыкновенные же здешние профессора не обладают высшей мудростью совершенно так же, как и на Земле.
. . . . . . . . . . . . . . .
Здесь есть различные слои, Это я узнал только недавно. Я и до сих пор думаю, что всё или почти всё, находящееся в слое, ближайшем от Земли, существует и на Земле в плотной материи. Но если удалиться подальше от Земли (как далеко, я не могу определить земной меркой), можно достигнуть сферы образцов или - если можно так выразиться - первообразов вещей, которые возникнут на Земле. Я видел формы вещей, которые возникнут на Земле, Я видел формы вещей, которые, насколько я знаю, не существовали на вашей планете, например, будущие изобретения. Я видел крылья, которые человек может приспособить к себе. Я видел также новые формы летательных аппаратов. Я видел модели городов и башен со странными, похожими на крылья, проекциями, употребление которых мне совершенно непонятно. Прогресс механических изобретений, очевидно, еще только начался.
Но имейте ввиду: я рассказываю вам совершенно так же, как рассказал бы путешественник о вещах, которые он видит впервые. Иногда мои объяснения могут быть неверны.
. . . . . . . . . . . . . . .
Я вывожу из всего, что видел, и из общений с душами, перешедшими сюда, что большинство из них не удаляется очень далеко от Земли.
Очень странно, а между тем я видел людей, которые воображают себя в обстановке настоящего ортодоксального рая, они поют в белых одеяниях с венцами на голове и арфами в руках. Не принадлежащие к ним называют эту область небесной страной.
Рассказывали мне, что существует также и огненный ад, чуть ли не с запахом серы, но до сих пор не видел его.
. . . . . . . . . . . . . . .
Вчера днем я взял с собой мальчика, которого кстати сказать, зовут Ляйонель. Может быть, следовало бы сказать (вчера ночью(, так как ваш день - наша ночь, когда мы находимся на вашей стороне. Вы и твердая земля находитесь в центре нашей большой сферы.
Прежде всего, мы отправились в старый квартал Парижа, где я жил в прежней жизни; но Ляйонель ровно ничего не видел, и когда я ему указывал на некоторые строения, он спросил меня совершенно искренне, не вижу ли я их во сне. Вероятно, у меня есть способность, которая развита не во всех жителях астральной страны. Так, когда Ляйонель нашел, что Париж - мое воображение (сам он жил в Бостоне), тогда я отправился с ним в небесную страну. Ее он сейчас же увидел и сказал: (Это, должно быть, то самое место, про которое мне рассказывала бабушка. Но где же Бог?(
Этого я не мог сказать, но тут мы увидели, что все смотрят в другом направлении. Мы тоже стали смотреть вместе с другими и увидели сильный свет, подобный солнцу, только свет был мягче и не так ослепителен, как у материального солнца. (Вот, - сказал я мальчику, - что видят те, кто видит Бога( .
А теперь я должен сказать вам нечто очень странное: пока мы смотрели на этот свет, между ним и нами начала медленно образовываться фигура того, кого мы на Земле привыкли называть Христом. Он посмотрел с нежностью на людей и протянул к ним свои руки. Потом его образ изменился, и на его правой руке появился ягненок; а затем Он оказался как бы преображенный на горе; после этого Он заговорил и начал учить их, мы могли слышать Его голос. Затем Он исчез, и мы перестали видеть Его.
. . . . . . . . . . . . . . .
Я начинаю видеть разницу между тем, что несомненно существовало на Земле, как, например, форма мужчин, женщин и детей, и тем что, хотя видимо и кажется осязаемым, но, тем не менее, должно быть, вероятнее всего, мыслеобразами.
. . . . . . . . . . . . . . .
Таким образом, пока я не удостоверюсь, что встреченное существо слышит меня и может отвечать мне или другим, которые обращаются к нему с вопросом, я не могу окончательно решить, что он действительно существует. Отныне я буду исследовать всех, встречающихся мне. Герой романа или иное создание мысли, каким бы живым оно ни казалось не может отвечать на вопросы, ибо не имеет души, не имеет реального центра сознания.
. . . . . . . . . . . . . . .
Недавно я попросил моего Учителя показать мне архивы, где могли бы записываться наблюдения живших здесь, если такой архив существует. Он сказал: (Вы были большим любителем книг на Земле. Пойдемте(.
Мы вошли в большое здание, подобное библиотеке, и у меня захватило дух от удивления. Меня поразила не архитектура здания, а количество книг и рукописей. Их, должно быть, было много миллионов.
Я сказал, что хотел бы видеть книги, в которых записаны наблюдения над этой, все еще мало знакомой для меня страной.
Тогда он взял с полки объемистый том. Он был напечатан крупным черным шрифтом. (Кто написал эту книгу?( - спросил я у Него. (Здесь есть подпись(. Я посмотрел в конце книги и увидел подпись, которую употреблял Парацельс. (Когда он написал это?( (Вскоре после переселения сюда. Это было написано между жизнью Парацельса на Земле и его следующим воплощением(.
Книга, которую он раскрыл, представляла собой трактат о духах человеческих, ангельских и элементарных. Она начиналась с определения человеческого духа, имевшего опыт жизни в человеческой форме; а элементарный дух определялся как более или менее развитое самосознание, не имевшее еще такого опыта.
Затем автор определял Ангела, как дух высокой ступени, который не имел, вероятно, и в будущем не будет иметь переживаний в материи. Затем он утверждал, что ангельские души разделяются на две резко отличающиеся группы - небесные и преисподние; первые принадлежат к тем Ангелам, которые работали в гармонии с законами Бога, последние - к тем, которые работали против этой гармонии. Он говорил, что каждый из этих отделов необходим для существования другого; что если бы все были добрые, то вселенная прекратила бы свое существование; что и само добро перестало бы быть за отсутствием своей противоположности - зла.
Далее он предупреждал те души, которые будут пребывать в этой области, где он это писал, и в которой я нахожусь в настоящее время, чтобы они не вступали в сношение со злыми духами. Он заявлял, что в более тонких формах здешней жизни больше соблазнов, чем в жизни земной; что сам он был неоднократно осаждаем злыми ангелами, убеждавшими его соединиться с ними, и что их аргументы были иногда чрезвычайно благовидны.
. . . . . . . . . . . . . . .
Особенно интересным делает для меня эту страну отсутствие условностей. Здесь нет других людей, одетых одинаково, - или нет, это не совсем точно, но очень многие одеваются так необыкновенно, что их внешний вид придает здешнему миру большое разнообразие. Моя собственная одежда похожа на ту, что я носил на Земле, хотя раз, для опыта, остановившись мысленно на одной из своих прежних жизней, я облекся в одежду того времени.
Здесь ничего не стоит приобрести нужную одежду. Я не могу сказать, каким образом я приобретал то, что меня облекло при переходе сюда, но когда я начал обращать на эти вещи внимание, я увидел себя одетым так же, как и прежде.
Как правило, большинство остается вблизи от тех мест, где они жили на Земле; но я предпочел скитаться с самого начала. Я быстро передвигаюсь из одной страны в другую. Одну ночь (у вас это день) я могу отдыхать в Америке, другую ночь - в Париже. Я нередко отдыхал на диване в вашей гостиной, а вы не знали, что я был там.
Хотя думаю, что вы, наверно, почувствовали бы мое присутствие, если бы я оставался так же долго около вас в состоянии бодрствования.