Она взяла её и пролистала несколько страниц.
— Это прекрасно! Я скажу Марен, чтобы она дала тебе за это премию.
— Спасибо, — сказала я, но это было не искренне. Внезапно мне стало казаться, что я использовала Гранта.
Она пролистала еще несколько страниц, на её лице было выражение ледяной решительности.
— Теперь, когда мы это получили, Грант нам больше не нужен. Ты должна будешь порвать с ним. Я очень не хочу с ним отношений.
Я не ответила, но она, казалось, этого не заметила. Она пошла в сторону гостиной.
— Я собираюсь это сейчас прочитать.
Я последовала за ней.
— Я вероятно тоже должна знать, что в ней. Это исследование. Ты можешь отдавать мне прочитанные страницы.
Так мы оказались на её диване и большая часть дня прошла за чтением в порядке очереди. Она не сильно отреагировала на слова об её отце, но я прочитала и перечитала это. Он отвёз Кари на Гавайи на всё лето, когда ей было семь лет. Мне было почти пять в это время и я жила в дешевом доме, в котором не было даже двора, на котором можно поиграть.
Действительно страшной частью в рукописи была пометка Лорны, говорящая о том, что интервью с менеджером Алекса Кинсли откладывается. Я смотрела на это предложение в течение минуты, позволив другим страницам лежать кучей на диване рядом со мной. Моя мать позвонила его менеджеру и сказала, что она была беременна. Вспомнит ли он об этом? Упомянет ли?
Наконец, я перешла к более взрослым годам Кари, в текст были включены цитаты друзей по школе. Ну, возможно, "друзья" было неправильным словом. Друзья бы не стали говорить о ней такого. Я представила, что Лорна нашла версию Терезы и Приспешников из жизни Кари и взяла у них интервью. Я догадывалась, когда Кари читала новый рассказ. Иногда она кричала "Это не правда!" или "Любой человек бы что-нибудь бросил после того, как журнал People написал, что его вечернее платье выглядело как ожившая занавеска" Она также много ругалась, не смотря на всю шумиху о том, что она была объектом для подражания молоденьких девушек.
Книга рассказывала, что в подростковом возрасте Кари выпивала, что она целыми днями ходила по магазинам, и что после её заявления о том, что она не делает ничего, чтобы быть зелёной, и не празднует День Святого Патрика, она отказывалась выходить в люди в течение двух месяцев. Книга также говорила о парнях в её жизни: рок-звёздах, актёрах телевидения, спортсменах. Это заставило меня задуматься о том, чего Грант ожидал от своей девушки.
Я положила рукопись на колени.
— Кари, ты бы когда-нибудь стала встречаться с кем-нибудь, кто не знаменит?
Её внимание было приковано в бумагам.
— Конечно. Парень не должен быть знаменит, чтобы проводить со мной время, если он, ну знаешь, действительно богат и влиятелен.
— Ты бы стала встречаться с обычным парнем?
Она пожала плечами.
— Какой в этом был бы смысл?
— Может быть, у вас было бы много общего.
— Нет, если он не богат и не знаменит.
Ох. Я вернулась в рукописи, читая её теперь менее внимательно, и думая, ответил ли бы Грант так же.
Мы почти закончили чтение, когда передняя дверь открылась и мужской голос закричал:
— Кари?
Глава 12
Мы с Кари посмотрели друг на друга.
— Вернулся Грант, — сказала я. — Прячься.
Она покачала головой.
— Это Майкл. Это тебе нужно спрятаться, — она повернула голову на звук. — По крайней мере, я думаю, что это Майкл.
Мы обе встали. Никто из нас ему не ответил.
Паника снова сдавила мне грудь. Что мы должны делать, если никто из нас не знал, кто в доме?
— Почему ты никогда не запираешь входную дверь? — спросила я.
— Ты последняя заходила, — сказала она. — Ты тоже её не заперла.
— Кари? — снова прозвучал голос. — Ты дома?
— Майкл, — сказали мы хором.
— Секунду! — крикнула она в ответ, чего её не стоило делать, потому что шаги направились в нашем направлении.
У меня не было времени. Я осмотрелась, пытаясь вспомнить, куда ведет какая дверь. Могла бы я дойти до раздвижной двери? Нет. Услышит ли он шаги, если я побегу по плитке? Кари прошептала:
— Прячься! Прячься! — и затрясла руками.
Я нырнула за диван, услышав, как он вошел в комнату. Со своего места на полу, я увидела пару коричневых лоаферов. Носков не было видно.
— Кари, — сказал он, превратив слово в счастливое восклицание. Я могла представить его, даже не смотря на то, что не могла его видеть. Я видела его мыльную оперу, он играл угрюмого плохого мальчика, чья темная челка постоянно закрывала один глаз. Таким образом, он мог откидывать волосы каждые пять минут и посылать на камеру драматические обжигающие взгляды.