На последнем слове она бросила кошку в стену и она разлетелась на сотню осколков.
— Ну, — сказала она с удовлетворением, — думаю, Марен это уже не вернет.
Я вздрогнула, глядя на кучу осколков и не смогла остановить слова, вылетевшие у меня изо рта:
— Сколько это стоило?
Она подняла коробку и тоже бросила её в стену.
— Немного. Вероятно, десять минут от твоего следующего появления на сцене.
— Я больше не буду работать на тебя. Я уже сказала Марен, что ухожу, и, кроме того, ты только что меня уволила.
Она моргнула, словно её застали врасплох.
— Ну, теперь я тебя разувольняю. Вместо этого я хочу, чтобы ты работала сверхурочно. Ты мне должна.
Я покачала головой.
— Я пришла, чтобы попрощаться, — мне было трудно произносить эти слова. Я должна была закончить. — Если ты когда-нибудь захочешь мне позвонить, или написать... я буду очень рада.
Голос Кари стал выше на октаву, её лицо выражало панику.
— Ты не можешь уйти! Ты мне нужна!
Я не слышала, как вернулась Марен, но она собирала остальные вещи.
— Это еще одна причина, по которой ты должна сократить расходы, Кари. Алексия устала быть тобой.
— Ты устала быть мной? — Кари повторила каждое слово так, словно оно сопровождалось пощечиной.
— Дело не в этом,— я наблюдала, как Марен направилась обратно к дверям и понизила голос. — Мне не стоило этого делать с самого начала. Я причинила людям боль.
Кари положила ладонь на мою руку.
— Но я прощаю тебя за Гранта. Не нужно уезжать из-за этого.
Я была рада, что она меня простила, и пожелала, чтобы так же легко можно заслужить прощение Гранта.
— Спасибо, — сказала я. — Но мне нужно домой. Однако, у меня есть для тебя подарок.
Я потянула за цепочку, вытаскивая сапфировый кулон.
— Мой отец подарил это моей матери прежде, чем оставил её. Это единственная вещь, которую он когда-либо дарил нам. Ты знаешь, каково это не помнить свою мать? Ну, я никогда не знала своего отца. Я знаю, каково это, расти с чувством, что у тебя нет половины, — я сняла колье и протянула ей. — Я хочу, чтобы оно было у тебя.
Я ожидала, что она будет тронута, растрогана этим жестом. Вместо этого её глаза с ужасом смотрели на колье.
— Я не могу его взять.
— Я хочу, чтобы ты взяла. И когда ты будешь надевать его, ты вспомнишь, что ты не одна. Столько людей тебя любят — твои поклонники, отец, я.
Она покачала головой потом сложила руки, словно для того, чтобы я не положила колье ей в ладонь.
— Не говори, что любишь меня, тебе все равно что происходит. Ты уходишь, когда нужна мне больше, чем когда-либо. Я больше не выйду на публику. Нет.
— Кари, ты танцуешь и поешь лучше, чем я когда-нибудь смогу. Ты можешь сделать всё, что делала я.
— Я не могу. Я никогда не пойду туда, где папарацци снова могут найти меня, — она положила голову на колени и простонала.
Я не знала, что я сказала, чтобы расстроить её, но потом услышала голос Марен. Она вернулась в дом и вместо того, чтобы собрать оставшиеся пакеты, стояла в дверном проеме, уперев руки в бока.
— Кари, ты что-нибудь сказала прессе, пока сегодня ходила по магазинам?
Кари снова простонала.
— Что ты на этот раз сказала?
Кари не ответила.
Марен подошла к ней, всё еще упирая руки в бока.
— Просто скажи мне, насколько все плохо.
Кари взглянула поверх колен, обхватив руками колени.
— Я пыталась избегать их. На мне были очки и шляпа. Должно быть, их навел кто-то из Гуччи. Когда я вышла из магазина, там ждал оператор. Он спросил, встречалась ли я с Майклом и Грантом.
Марен положила руку себе на висок.
— Что ты сказала?
— Не одновременно.
Марен простонала и закрыла глаза.
Кари вытянула руку, защищаясь.
— Что я могла сказать? Все видели фотографии, гд я целуюсь с Грантом.
Марен взглянула на потолок и вздохнула:
— Ты не могла придумать ничего менее разоблачающего?
— Я не думаю, когда мне в лицо направляют камеру, — Кари положила голову обратно на колени. — Поэтому я больше не выйду на публику. Никогда.
Марен позволила своему взгляду упасть обратно на Кари.